– Ну, господа, предоставляю вам отстаивать Севастополь! Не отдавайте его, – сказал В. А. Корнилов окружавшим его и скоро потерял память, не испустив ни одного стона. Он пришел в себя только на перевязочном пункте и причастился Св. Таин. Заметив, что его хотят переложить на носилки, но затрудняются приподнять, чтобы не повредить рану, Владимир Алексеевич сам через раздробленную ногу перекатился в носилки и был отнесен в морской госпиталь. Чувствуя приближение смерти, он ожидал минуту эту с совершенным спокойствием.
– Скажите всем, – говорил он окружающим, – как приятно умирать, когда совесть спокойна. Благослови, Господи, Россию и Государя, – прибавил он, – спаси Севастополь и флот.
В половине четвертого часа пополудни доблестного адмирала не стало, и войска, верившие в его счастье и необыкновенные способности, с грустью узнали о его кончине.
На том месте Малахова кургана, где убит В. А. Корнилов, был сложен крест из неприятельских бомб и ядер, а сама батарея, по высочайшему повелению, была названа бастионом Корнилова.
Между тем борьба с английскими батареями продолжалась. Наша артиллерия действовала отлично. Состязание двух противников поддерживалось с особой живостью, как вдруг, в 3 часа 17 минут пополудни, одна из неприятельских бомб пробила пороховой погреб – и страшный взрыв потряс весь 3-й бастион. Начальник артиллерии третьего отделения, капитан 1 ранга Ергомышев, упал замертво, контуженный в голову; начальник бастиона, капитан-лейтенант Лесли, пропал бесследно, и множество нижних чинов разорваны на части. Обезображенные трупы их валялись повсюду, во рву и между орудиями: там груда рук, тут одни головы без туловища. Бастион представлял картину полного разрушения. Вся передняя половина насыпи была сброшена в ров, многие орудия и станки опрокинуты, так что несколько минут бастион не мог производить выстрелов. Затем убыль прислуги была пополнена и выстрелы загремели ожесточеннее прежнего. Соседняя с бастионом батарея Будищева с громкими криками «Ура!» открыла самый частый огонь, наносивший жестокий вред англичанам.
На Малаховом кургане около четырех часов пополудни взлетел на воздух зарядный ящик, не причинивший, впрочем, значительного вреда. Не обращая внимания на взрыв, защитники продолжали вести самую ожесточенную стрельбу, ободряемые примером офицеров и пастырем церкви. Посреди ядер и бомб расхаживал по кургану священник в епитрахили, с крестом в руках и благословлял прислугу. Более двух часов достойный пастырь не оставлял места боя и не выходил из огня. Одушевляемые его примером, матросы удвоили усилия, и не более как через полчаса после взрыва на 3-м бастионе бомба с Малахова кургана взрывает пороховой погреб на той английской батарее, на которой развевался английский флаг. Взрыв этот был так губителен, что все остальное время англичане могли стрелять только из двух орудий.
Отличное действие нашей артиллерии заставило союзников прекратить бомбардирование города. Выстрелы их становились все реже и реже, а потом и совсем смолкли. Спустя немного времени прекратили свою стрельбу и неприятельские корабли. Выпустив 150 000 снарядов, ядер и бомб, союзный англо-французско-турецкий флот отошел, сам поврежденный, но без всяких результатов, не причинив большого вреда нашим приморским укреплениям.
Так кончился день 5 октября, называемый днем первого бомбардирования Севастополя. Несмотря, однако же, на успех нашей артиллерии, день этот дорого стоит русской армии. До тысячи человек солдат было убитых и раненых; мы потеряли много офицеров, потеряли адмирала Корнилова, но зато доказали врагу, что нелегко будет ему бороться с храбрыми защитниками Севастополя.
Много было совершено в этот день отдельных подвигов, мы приведем некоторые из них:
1. 29-го экипажа боцман Алфимов состоял комендором при бомбическом орудии на 4-м бастионе и неустанно наводил свою пушку на 2-ю амбразуру французской батареи. Неприятельское ядро оторвало ему ногу; Алфимова понесли на носилках. «Стой! – крикнул он. – Эй, Семен, поди-ка сюда». Подбежал матрос, занявший место комендора. «Слушай! – говорил раненый. – Если ты мне к вечеру не подобьешь второго орудия, я приду и поссорюсь с тобой… Ну, теперь пошел, неси на перевязку».
2. Бутырского пехотного полка денщик Федор Аверьянов нес во время бомбардирования полную миску со щами для своего офицера, у которого собралось несколько товарищей. Аверьянову надо было пройти через большую площадь у Корабельной слободы, на которой ложилось такое множество неприятельских снарядов, что еще долго после бомбардирования все это пространство было усеяно ядрами и нелопнувшими бомбами и гранатами. Бомбы и ядра падали со всех сторон, но усердный денщик устремил все внимание на миску и только искоса поглядывал на падавшие снаряды. Дойдя до землянки, в которой сидели офицеры, он тщательно поставил щи на лавку и, перекрестившись, сказал: «Ну, слава богу, не пролил».