Первая печать

– Говорил, – с неохотой признался торговец. – Показал мне одну вазу – она там, в углу, – и спросил, что я думаю о рисунке. Я честно сказал – трехгрошовое барахло, которое попало ко мне случайно и теперь все никак не продается… чего ты так на меня смотришь? Сама ведь знаешь, что рядом с ним врать попросту невозможно. Так вот, я все как есть ему выложил и стал ждать, что дальше будет. Этот твой… Теймар Парцелл… постоял-постоял немного и вдруг заявил: «Есть у меня один знакомый художник, который однажды создал очень неудачную картину. Все думали, он спрячет ее и не станет никому показывать, но вышло иначе: художник оставил картину в своей мастерской, причем на самом видном месте…» Тут он на меня взглянул глазищами своими золотыми и спросил, что я об этом думаю. А ты, Фиоре, как считаешь?

– Ну-у, я даже не знаю… – Она пожала плечами. – Быть может, этот художник хотел показать, что только у Создателя не бывает неудачных творений?

Джаред нахмурился.

– Вы с ним что, сговорились?!

Фиоре еле сдержалась, чтобы не переспросить: «С кем?» – торговец не понял бы шутки, он явно отнесся к рассказанной Теймаром истории всерьез. «Знать бы, существует ли этот художник на самом деле», – подумала она и вдруг поняла, зачем грешник явился сюда, затеял беседу с хозяином лавки, высмотрел среди товара самый неудачный экземпляр…

– Марек нынче у своего деда в мастерской работает, – сказала Фиоре. Джаред наверняка знал это сам, но сейчас нужно было как-то подтолкнуть его и направить в сторону, указанную грешником. – Говорят, неплохо справляется.

– Говорят… – пробормотал торговец, и его взгляд сделался задумчивым, как будто Джаред уже подбирал слова для предстоящей нелегкой беседы. Фиоре почувствовала, что пора уходить, но в последний момент Джаред сумел удивить ее еще раз.

– Ты заходи, – сказал он смущенно. – Есть тут задумка одна… может, и поработаем опять вместе!..

8. Тьма твоего сердца

Эйлам лежал на ее ладонях, и был он хрупким, точно фарфоровое блюдо, тонкое и прозрачное. Над городом вздымался Спящий Медведь, чья косматая шуба в тех местах, где ее отчасти прикрывал туман, казалась припорошенной инеем.

За пределами Эйлама мира не было.

…По извилистой улице движется фигура, которую издалека можно отличить от других прохожих по странному блеску правой руки. Грешник идет медленно – вертит головой, разглядывая дома, иногда подолгу застывает у какой-нибудь яркой вывески или любопытной витрины – и как будто не замечает, что люди старательно его обходят. После случая в заброшенном городе страсти поутихли и большинство эйламцев свыклись с мыслью, что чужестранец с непривычным именем и отталкивающей внешностью какое-то время пробудет в городе, но никто не смог бы изменить их истинных, глубинных чувств.

Но вот кто-то подходит ближе, чем следовало бы…

– Эй, ты! – раздался в нескольких шагах позади резкий и неприятный голос. – Я с тобой разговариваю, да!

Грешник неохотно обернулся, и окликнувший его грубиян испуганно подался назад. Золотые глаза Теймара Парцелла не только скрывали направление взгляда, но и придавали его лицу очень странное выражение, которое окружающие нередко толковали прямо противоположными способами: для одних грешник был воплощением невозмутимости, для других – безразличия, но некоторые видели на его лице только холодную ярость. Незнакомый горожанин оказался из последних: вся его спесь волшебным образом исчезла еще до того, как грешник заговорил.

– Вы, эйламцы, смелый народ, – сказал Теймар с легкой усмешкой. – Но вот смелость и глупость часто идут рука об руку. Впрочем, в этом случае смелость правильнее было бы называть по-другому.

Стоявший перед ним эйламец вздрогнул и пробормотал, смиренно глядя вниз:

– П-простите меня, господин… хозяин велел послание передать, но не предупредил, что вы… – Он замялся. – Вы ведь из благородных, да? Из тех, кто живет на летающих островах?

– С чего ты взял? – удивился грешник.

– Как же! – Слуга неведомого «хозяина», убедившись в том, что его никто не собирается наказывать, приободрился. – Только от их взглядов чувство такое, будто тебя по макушке кузнечным молотом бьют. Чем дольше благородный будет глядеть, тем глубже в землю и забьет…

Теймар хмыкнул, покачал головой. Если бы слуга стоял хоть на шаг ближе, он бы расслышал сказанные шепотом слова: «Знали бы вы, ваша светлость!» – но его страх был по-прежнему слишком силен, чтобы приближаться.