Первая работа

Дана не стала спрашивать, что это значит. Поднялась, направилась к столику. Но стоило нам разместить на нем семейство Ратон и даже пригласить в зрители пару фарфоровых кукол с жутким застывшим взглядом, как Дана распорядилась:

– Только никакой музыки.

– Как же плясать без музыки?!

– А вот так!

И Дана заставила мышонка прыгать по столу.

– Это не то, – тихо возразила я.

– Никакой музыки!

– Дана…

Мы обе стояли на коленях перед столиком, и я развернула ее к себе.

– Дана, я понимаю, что ты не хочешь петь. Я это помню.

Я просто включу песню. Веселую. И мыши под нее станут танцевать. А петь не нужно будет.

Дана молчала.

– Я на твоей стороне, – зачем-то сказала я.

Тогда Дана неохотно кивнула. Я нашла на экране телефона нужную папку. Пальцы у меня так и прыгали мимо иконки «Моя музыка». «Пу-ру-рум-пум-пум-пум-пум», – послышалось из динамиков, и детский голос запел:

Debajo un botón, on, on,del señor Martín, in, in,había un ratón, on, on.

¡Ay que chiquitín, in, in!

– Ратон! – узнала Дана. – Это же «мышь»!

– Ага, – кивнула я и принялась подпевать, хотя сама всегда очень стесняюсь своего голоса и уверена, что на ухо мне наступила вся медвежья семья, включая двоюродную бабушку.

Дана как была крепким орешком, так им и осталась.

На провокацию не поддалась, губ не разжала. Даже не покачивала головой в такт музыке. Если бы мне не надо было учить ее, я бы восхитилась ее упорством. Но меня оно только расстраивало.

«Может, веселые песенки помогают учить язык каким-то другим образом? – мучительно размышляла я в то время, пока Дана занималась привычными мышиными действиями, бормоча под нос corre, sentaos, mira… – Может, эти песенки должны веселить преподавателя? Давать ему надежду, что все в порядке, все поправимо и на самом деле не грустно, а весело?»

Даже если так, сеньору Мартину, у которого под пуговицей жил ма-а-аленький мышонок, не удалось меня развеселить. Я что-то отвечала Дане, улыбалась и кивала, но все мои мысли были об одном: как заставить ее петь?

Ближе к концу урока Дана вдруг снова выставила мышей на сцену и что-то прогудела. Я затаила дыхание. Не замечая моего волнения, Дана почесала голову, потом подняла с пола платьице мамы-мышки, которое сняла незадолго до этого, потому что мыши «отправлялись купаться», надела его на сеньору Ратон и снова прогудела мелодию. Мое сердце так и подпрыгнуло. Мелодия была та самая!

– Debajo un botón, on, on, – негромко проговорила я, и Дана, оставаясь на месте, сидя вполоборота ко мне, раскрыла рот.

Но тут послышался стук в дверь.

– Марья Николаевна! – требовательно сказала Роза Васильевна, заглянув к нам.

Я вскочила на ноги. Захотелось схватить коробку из-под мышей и швырнуть в эту няньку! Такой момент испортила.

– Роза Васильевна, – задыхаясь от ярости, выговорила я, – у нас еще десять минут. Пожалуйста…

Она захлопнула дверь, прежде чем я об этом попросила.

Я снова опустилась на пол. Но момент был утерян, и я знала об этом. Дана уложила мышей в коробку, а столик принялась с жутким скрипом двигать на место.

– Подними его, паркет поцарапаешь, – устало сказала я, возвращая телефон в карман.

Как же не хотелось видеть Розу Васильевну! Я знала, что никогда не смогу сказать ей что-то резкое. Но меня тошнило при мысли о ней. О том, как она плюнула в ладонь и собрала с пола комочки грязи.

– Hasta pronto! До скорого! – сказала я Дане на прощание.

– «Кольцо любви»! – ответила мне радостно Дана. – Наконец-то!

С мышами она попрощалась как положено. Но я не похвалила ее.

Сегодняшний урок напоминал овсяную кашу, которую папа варил мне утром во время маминых командировок.

Мама никогда не солит кашу, а папа – всегда. Если немножко – съедобно. Но часто он пересаливает. Выходит отвратительно. Так и сегодня. Неприятность с песней затмила мне все радости урока.

Главная же неприятность ждала меня в прихожей. У двери стояла Роза Васильевна. В одной руке одна держала тряпку, в другой – мой пенал! На стеклянном столике были разложены мои тетрадки, учебники, носовые платки, блеск для губ и дезодорант, который я брала в школу. Я обвела все это взглядом и, потрясенная, прошептала:

– Зачем вы рылись в моем рюкзаке?!

Бросилась к столику, схватила дезодорант.

– Это мои личные вещи!

У меня дух захватило от возмущения. Да как она посмела лезть в мой рюкзак? И, главное, зачем? Это месть за то, что мы не пустили ее на занятие? От ярости у меня застучало в затылке, и я резко развернулась к Розе Васильевне, но она и не думала смущаться. Спокойно положила на столик мой пенал, шагнула в ванную. Вынесла мой рюкзак с вывернутой наружу тканевой подкладкой и полупрозрачный зеленый пакетик для мусора, в котором я разглядела бутылку от йогурта и желтое месиво. «Банан», – с ужасом подумала я.