Первая работа

И тут я вспомнила историчку. Года два назад ей сделали какую-то «жуткую операцию». Мы про это узнали по слухам из директорской, которые разносились по школе, словно запах пирожков из столовой. «Ей что-то там отрезали внутри, – повторяли мои одноклассники, – и теперь она еле ходит». Мы представляли себе Елизавету Ильиничну в больничном халате, высохшую, пожелтевшую, опирающуюся на палку. Никто не смеялся, всем было не по себе.

А потом объявили, что мы будем писать «новые тесты из департамента», в том числе и по истории. И Елизавета Ильинична вышла на работу раньше, чем собиралась, чтобы нас подготовить. Она не была ни желтой, ни высохшей, и палки у нее не было. Только прихрамывала, и все видели, что шагать ей больно. На уроке она измучила нас заданиями и замечаниями, и в конце дня уже никому не было ее жалко. Арсен придумал, что ей пришили искусственную ногу, и она теперь киборг. А хромает специально, потому что притворяется слабой. Подпустит поближе, а потом как треснет током. После этого еще пару недель фигура прихрамывающей исторички вызывала хохот.

А сейчас я будто поменялась с ней телами. Даже чувствовала, как колет в боку после «жуткой операции», а кругом люди, которые заняты собой и совсем не думают о тебе или твоем уроке…

В этот момент Дана взяла меня за руку и повела в свою комнату.

– Ты обещала меня научить испанскому за одну минуту, – прошептала она. – Где твоя волшебная палочка?

Я замерла. Совсем забыла про свое обещание!

– Ты не принесла ее? – ахнула Дана. – Но мама хочет, чтобы я…

Я присела на корточки, взяла Дану за руку и прижала ее к сердцу.

– Мой испанский – тут, – прошептала я, – и сейчас…

По твоей руке испанские слова бегут от меня к тебе.

Дана недоверчиво нахмурилась.

– Ты не обманываешь?

– Клянусь семейством Ратон! – воскликнула я. – Пусть провалятся сквозь землю, если сейчас мышиный язык в твоей голове не превращается в испанский!

Мы обе повернули головы в сторону кровати, где уже были рассажены мышки.

– А они нас поймут? – заволновалась Дана, выдергивая у меня руку.

– Они приехали из Испании, – вздохнула я, поднимаясь.

Дана тем временем разглядывала свою ладонь.

– Я видела одно испанское слово, – сообщила она. – Точнее, его пятки. Оно еще не успело до конца добежать.

Я потянулась, чтобы погладить ее по голове, но она отстранилась:

– Ты что, забыла? Я не люблю, когда меня трогают!

Мама! Садись! Представление начинается! А потом будет антракт!

«Ишь, запомнила все длинные слова, – невольно усмехнулась я про себя. – Не девчонка, а локомотив. Если захочет, то все что угодно выучит».

Мышей мы перенесли в гостиную. Ирэна уселась на диван и принялась расчесывать волосы. Мне это не понравилось, но что было делать? Урок начался.

– Ох, сеньор Ратон, как хорошо, что мы приехали на море, – заверещала я за мышку-маму по-испански. – А где моя лопатка для песка?

Дана, улыбаясь маме, молча подала мне лопатку.

– А где лейка, здесь? – не унималась я.

Дана молча кивнула и подала маме-мышке лейку.

«У нас открытый урок или игра в молчанку?» – мысленно возмутилась я.

– Ой, а что это? Я забыла…

– El mar, – довольным голосом сказала Дана.

Я успокоилась. Представление началось. Дана подавала игрушки, отвечала на все вопросы. Меня огорчало только, что она не хотела говорить по-испански сама. Если умолкала я, то умолкала и Дана. «Почему? – с тревогой думала я. – Может, она и раньше не говорила по-испански самостоятельно, а я не обращала на это внимания?»

Еще больше меня тревожило поведение Ирэны. Она то расчесывала волосы, то разглядывала свой нос в зеркальце на щетке, то проверяла сообщения на телефоне, то одергивала юбку. А если она все-таки смотрела наше представление, то видно было, что мысли ее витают очень далеко.

В конце концов ей кто-то позвонил. Ирэна встала и, разговаривая, направилась в свою комнату.

– Мама, ты куда? – воскликнула Дана. – Подожди! Ма-ма!

– Дана, сядь, – попыталась я утихомирить девочку сначала по-испански, потом по-русски, но она схватила мышей и принялась их швырять об дверь комнаты, за которой скрылась Ирэна.

– Я хочу зрителей! (Бамс!) Хочу, чтобы у меня были зрители! (Бамс!) Я не поеду слушать музыку! Я не поеду к этому ухажеру!

На шум прибежала Роза Васильевна, красная, взмокшая.

Она на ходу стаскивала мокрые желтые перчатки.

– Что, моя детонька, что, моя сладкая? – заботливо спрашивала Роза Васильевна, поднимая игрушки и передавая их мне.

От нее пахло порошком для чистки раковин. Дана не отвечала, сцепив руки на груди.

– Мамочка ушла? – догадалась Роза Васильевна. – Ну так давайте я с вами посижу, зрителем вашим буду, давайте, девоньки, покажите, что у вас тут…

Она сунула перчатки в карман фартука, уселась напротив и уставилась на нас, утирая тыльной стороной ладони капельки пота, которые блестели у нее на висках.

– Рассказывай, как там нужно по-вашему, по-иностранному, – ласково сказала она Дане.

Дана покосилась на меня.

– А что на Марьниколавну смотришь, сама не можешь, что ли, ля-ля-ля там или как? – удивилась Роза Васильевна.