Первая схватка

Лошадей мне представил комендант этапа в ближайшей деревне.

Когда тов. Курносов ушел, я отправился в ближайшую деревню по направлению, противоположному прямой дороге к Красеню и, узнав, что там, то есть в деревне, стоит этапный комендант, отправился к нему.

Коменданту я сказал, что на поляне видел аэроплан. Он сейчас же послал туда своих ребятишек-красноармейцев для охраны, а мне за это дал лошадей и фамилии не спросил.

— Езжай, товарищ! Куда хошь на рабоче-крестьянских! А за аэроплан тебе благодарность!..

А я ему:

— Не на чем по пустякам-то!..

Пока лошадей запрягали, я пошел в пустую избу и произвел полную ревизию всех переданных мне дядюшкой-генералом посылок. Что нужно, положил обратно — заделал, что требовалось себе — на память взял.

— Вас куда везти, товарищ комиссар?

— Меня-то? Да в Горки! Только я пока, братишка, не комиссар, а красноармеец.

— В Горки, значит, к лесничему насчет леса? Туда много народу за последнее время ездют!

— Заворачивай к лесничему!..

— Угадал, значит?

— Угадал, старик! Вот тебе лошадкам на овес!

— Премного спасибо! Чай, недолго будете? Может, подождать? Я все равно кормить буду.

— Подожди, пожалуй, а там видно будет…

Принял меня лесничий Гац нельзя лучше. Не знал, куда и посадить, чем угостить.

А я говорил с ним, словно блевотину жевал.

Противно было.

Скрипучий такой. Чиновник старый. Гадина, одно слово.

Передал ему документы, и письма, и посылки.

— Вы разрешите, ваше сиятельс…

— Товарищ Гац, еще и еще прошу вас называть меня товарищем, а не сиятельством. Надо привыкать к конспирации!..

— Хи-хи-хи, товарищ. Ну, знаете, у меня язык не поворачивается князя товарищем назвать.

— А вы поверните!..

— Один вопрос, ваше… товарищ. Вы долго изволите у меня пробыть? Между прочим, забыл вам сказать: ко мне сегодня прибыл самый секретнейший деятель. Ну, да от вас секретов нет. Вы сами изволите быть наисекретнейшим!..

— Кто еще такой секретный? Наверное, обыкновенный доброволец-офицер?

— Офицер-то офицер, но не просто доброволец, а агент по установлению связи нашей с Тайгинском. Он из красного штаба сводки достает и пересылает в Тайгинск.

— Вот как!..

— Верно! Он специально ко мне и прислан.

— Мне пока это совершенно неинтересно. У меня есть другие задачи. Больше у вас ничего не будет такого, где мое присутствие необходимо?

— Послезавтра назначен съезд организаторов и начальников боевых дружин, которые будут действовать в тылу красных.

— Ну, тогда и я приеду…

— Как хотите! Это всецело зависит от вас. Когда же вы изволите уехать?

— Сейчас же уеду. Мне надо еще к вечеру в двух местах побывать.

— Не смею задерживать. Откушать не откажете?

— Нет. Не хочется. Я уже подзаправился в деревне!

— Нет-нет, ваше сиятельство, виноват… товарищ! Без хлеба-соли не отпущу. И компаньона пригласим. Пойду распоряжусь насчет закусончика. А вы пока с другим нашим деятелем познакомьтесь. А вот и сам он, легок на помине.

В дверях кабинета стоял очень молодой, почти мальчик, офицер, конечно, без погон, но во френче и галифе. Волосы гладко расчесаны, на пробор. Гац нас познакомил.

— Поручик Гессе! Князь Багратион-Мухранский!..

Лесничий убежал по хозяйству.

Пауза.

— Вы, поручик, наверное, иностранец?

— Да.

— Я тоже недавно из Парижа. Сегодня, только что.

— Знаю. Я случайно был в той комнате, в соседней, и слышал, князь, весь ваш разговор с нашим дорогим хозяином…

— Скажите, каким образом вы добываете сведения из штаба красных? Это очень любопытно!

— К сожалению, князь, извиняюсь! Часть своей работы я решительно скрываю от всех. Я одиночка… то есть, я хотел сказать, одиночный работник. Откровенно скажу, мне было очень неприятно, когда Гац выдал даже вам мою тайну. Вы сознаете, что для нашей работы тайна необходима?

Я сделал вид, что сконфузился и, протянув руки, крепко пожал его руку. Рука была совсем маленькая, как у женщины.

— Вы, князь, конечно, говорите по-французски?

— Безусловно!..

Он перешел на французский язык и стал расспрашивать меня о жизни в Париже…

XXXII

ОПЯТЬ У СВОИХ

«Открыт я или не открыт?» — думал я всю дорогу…

Подъезжая к штабу, я разгримировался.

Велел вести себя прямо в штаб…

Прошел в кабинет командарма товарища Петрова.

Народу у него было много, очевидно, шло какое-то экстренное заседание.

Я подошел к нему и негромко отрапортовал о прибытии, а затем отправился к себе в кабинет.

Приказал немедленно принести пишущую машинку и никого не впускать, хотя бы даже самого наркомвоена.

Потом взял трубку, вызвал начальника особого отдела армии тов. Васильева и пригласил его к себе.

— Через полчаса буду, — бросил он в трубку.

— А меня тут совсем бумагами завалили! Почему-то и этот пакет ко мне попал в общую кучу. Вот растяпы-то! Читайте, кому он написан-то: «Начальнику Особого отдела в собственные руки»! Нако-сь, читайте, а я своим делом заниматься буду!

Почитал, почитал, пересмотрел все, что я ему заготовил. Так взволновался, что аж вскочил да по комнате забегал.

— Товарищ Лисичкин! Да это нечто феноменальное! Полный отчет о существующем белогвардейском заговоре! Списки, явки, пароли, оперативный план…

— Чай, брехня?