Перворожденная

– В Галлию. – Темный маг встал из-за стола, подошел к двери. – Хессаноровы войска не смогли ее захватить, и центр противодействия теперь там. Посмотрим, что галлы придумают. Здесь оставаться нельзя. Иржи, тебе тоже, Хессанор будет в Моравии через неделю-две.

– А, поглоти вас всех Хаос!

Моравец в сердцах плюнул и полез за ухватом, чтобы достать из печи горшки с похлебкой.

Финеас вышел во двор. Вчера с неба, затянутого плотными облаками, весь день сыпалась белая крупа. Уже не легкая пороша – густой, плотный снегопад. Сегодня деревенька, где приютился домик Иржи, стояла притихшая, укрытая искристым покрывалом. Над крышами курился теплый дымок.

Пером, вырванным из хвоста зазевавшегося петуха и очиненным острым ножом, Финеас нацарапал несколько слов на пластине браслета. Надо предупредить мать, чтобы была осторожна и по возможности уехала из Моравии. Увы, и на этот раз свидеться им не придется.

Скрипнула дверь. На пороге появилась эльфийка. Бледные, едва не восковые скулы, взгляд опущен, на плечи накинут шерстяной плащ. Словно куколка бабочки, укрытая в своем коконе, немая, безучастная ко всему вокруг.

– Исилвен.

Финеас удержал ее, ладонь случайно проскользнула мимо локтя девушки, обхватила талию.

– Ты уходишь? Куда?

Перворожденная остановилась, неуловимая дрожь пробежала по телу. Распахнутые глаза задержались на лице мага.

– Лес может мне помочь. Сама я не справляюсь.

– Надолго?

– Я не знаю, – промолвила Исилвен растерянно. – Сколько будет нужно.

Финеас несколько мгновений смотрел на нее, затем опустил руку.

– Я могу пойти с тобой.

Она чуть улыбнулась:

– Лучше мне быть там в одиночестве.

– Тогда не забирайся далеко.

Перворожденная кивнула.

Когда ее фигурка достигла опушки леса и затерялась меж стволов, Финеас отвел взгляд, распахивая дверь в хижину.

* * *

Снег поскрипывал под ногами, тропинки, если и были здесь, все оказались засыпаны серебристым крошевом. Девушка пробиралась вглубь, удаляясь от деревни все дальше и дальше. Покой, ветер, шумящий в сосновых ветвях, солнце, опускающееся за макушки деревьев, – вот то, что она искала.

У старого бука, раскинувшегося посреди белой лужайки, Исилвен замерла. Несмело дотронулась до ствола и, услышав ответный зов, обняла дерево обеими руками. Она стояла так, наверное, целый час, впитывая силы, посылаемые ей дремлющим лесом. Потом опустилась на землю, прислонилась к буку спиной. Холода она почти не осязала. Внутри опять разгорался жар.

Музыка Творения звучала приглушенно, отрывисто. И все же звучала! Исилвен снова и снова погружалась в глубь своей фэа, раз за разом ощущала, как начинают звенеть давно молчащие струны ее духа. Магия текла в ней, прежняя, дивная, желанная. Лишь этот жар… пламенные языки Хаоса все еще оплетали мелодию, не давали ей раскрыться во всей полноте. Погасить их. Заставить исчезнуть навсегда. Для того Перворожденная и просила лес о помощи.

Она слышала, как переговариваются древесные духи, как – по ниточке, по лепестку – вытягивают из ее души нестерпимый огонь. Музыка доносилась до нее все чище, все яснее. Исилвен вдыхала прохладную свежесть, мороз остужал невидимые ожоги, оставленные Хаосом.

Но вот голоса умолкли, шепнув на прощание, чтобы эльфийка приходила завтра. Девушка поблагодарила целителей и поднялась со снега. Зябко передернула плечами. То ли разум, очнувшийся от полусна, в котором она пребывала, осознал леденящее касание зимы, то ли дух продолжал сражаться с Зафировым подарком. Надо возвращаться.

Не успела она сделать и нескольких шагов, как ее оглушило истошное верещание и цоканье. Исилвен развернулась, забыв о том, что собиралась идти в деревню, и побежала на этот призыв.

Серая белка носилась вокруг дуба, то вспрыгивая на него, то камнем падая на землю, то перескакивая на соседние деревья. Причина смятения – темно-бурая куница – деловито шуровала в беличьем гнезде, однако, почуяв запах человека, с молниеносной быстротой сверзлась вниз и тут же удрала. Мордочка ее была выпачкана в крови.

У Исилвен сжалось сердце. Лес есть лес, ей ли не знать его законов, но слишком много смертей окружало ее сейчас. Боль несли с собой войска Хаоса – эльфийка чувствовала стремительное приближение волны ужаса и страданий. Боль несли соратники, пусть врагам, сущность, увы, не менялась. Боль несла сама Исилвен… и потому печаль не сходила с ее лица. А теперь еще хуже – смерть внутри нее боролась с жизнью. И эльфийка не могла вынести вида чужих мучений. Только не сегодня. Даже если это были всего лишь мучения крошечного зверька, потерявшего своих детенышей.

Возле дерева кто-то зашевелился. Эльфийка подошла ближе, наклонилась. Бельчонок, месяцев двух от роду, лежал пластом, изредка подергивая лапками. Шкура в нескольких местах была изорвана, на снегу каплями проступала кровь. Белка-мама застыла на ветке, цокая, взмахивая хвостом, но опасаясь спуститься к раненому малышу. Похоже, это был ее третий, поздний помет, который она не успела вырастить до наступления зимы.