В первые дни обстановка ухудшалась очень быстро. Начались голодные бунты, старики замерзали, окраины города начали гореть. И тогда заместитель мэра принял правильное решение. Осознав свои скромные возможности, он сформировал Чрезвычайный Комитет, состоящий из представителей самых влиятельных горожан. В него входил шеф полиции, командиры национальной гвардии, самые богатые бизнесмены и землевладельцы, лидеры разных чикагских партий и союзов. Среди них была также Джейн Аддамс, святая Джейн, как ее называли: известный социальный реформатор, которая организовала женское убежище под названием Халл-хаус. Сюда же входил Томас Алва Эдисон, великий изобретатель, которому тогда было сорок семь лет. Он был захвачен Обледенением случайно и томился тоской по своим утраченным в Нью-Джерси лабораториям.
Сюда же входил полковник Эдмунд Райс, ветеран Геттисберга, который командовал Колумбийской гвардией — полицейскими войсками, предназначенными для охраны всемирной ярмарки, которая прошла за год до того. Заместитель мэра с радостью уступил Райсу свое место главы Комитета.
На фоне поднимающейся криминальной волны Комитет действовал по законам военного времени. Он привел в порядок созданную заместителем мэра карточную систему, ввел комендантский час. Райс организовал новые медицинские центры, которые осуществляли быструю сортировку больных и умерших, открыл чрезвычайные кладбища. И когда город начал пожирать себя ради тепла, а смерть продолжала косить всех направо и налево, Комитет начал задумываться о будущем.
Эмелин сказала:
— В конце концов, функции Чрезвычайного Комитета были возвращены в ведомство мэра, однако самого Райса его главой так никогда и не избрали.
— Однако теперь мэром стал его сын, — вполголоса вставил Абди. — Неизбранный лидер, сын лидера. Я чувствую здесь запах династии.
— Мы не можем позволить себе тратить бумагу на выборы, — важно сказала Эмелин.
В комнату вошел мэр Райс. Его сопровождала толпа нервных людей, по-видимому, чиновников, и один из них, самый старший, нес в руках чемоданчик.
— Миссис Датт? — торопливо произнес он. — А вы… ах! Мистер Омар, кажется? Рад вас видеть. И с вами я очень рад снова встретиться, миссис Уайт…
Джакоб Райс оказался полным молодым человеком, одетым в дорогой костюм без всяких следов пятен или поношенности. Его черные волосы были напомажены и гладко зачесаны назад. Лицо было напряженным, холодные голубые глаза смотрели пристально. Райс предложил всем бренди. Бренди был в красивых граненых рюмках.
— А теперь смотрите сюда, миссис Датт, — начал он быстро. — С вашей стороны очень мило меня посетить. Я взял себе за правило разговаривать со всяким визитером, приезжающим в наш город, хотя в большинстве к нам приезжают греки, которые не смыслят ни в чем, кроме своих уроков истории. Еще попадаются англичане приблизительно из нашего времени, не так ли?
— Северо-западная временная граница прошла по линии 1885 года, — ответила Байсеза. — И я в нее попалась. Но по существу я из…
— Вы из 2037 года от Рождества Христова. — Он расправил на столе какое-то письмо. — Миссис Уайт была так любезна, что кое-что мне о вас предварительно сообщила. Буду с вами откровенен, миссис Датт: меня интересует только ваша биография, да и то в той мере, насколько это касается лично меня и моего города. И мне не важно, из какого точно временного пласта вы к нам прибыли… Надеюсь, вам это понятно?
— Понятно и совершенно справедливо.
— Итак, вы прибыли к нам с новостями, что мир идет к концу. Это правда?
Самый старший из сопровождающей его свиты поднял вверх палец.
— Не совсем так, мэр Райс, — уточнил он. — Леди утверждает, что к концу идет Вселенная. Но, разумеется, кое-какие осложнения начнутся при этом по всему миру. — Он слегка прищелкнул языком, словно очень удачно пошутил.
Райс посмотрел на него.
— Хорошо, если ваши слова не простой каламбур. Миссис Датт, здесь находится Джиффорд Окер, профессор астрономии в нашем новом чикагском университете. То есть он был новым, когда мы все начали замерзать. Я пригласил его сюда, потому что мне показалось, что у вас с ним есть кое-какие астрономические темы для обсуждения. И еще потому, что в нашей ситуации он больше всего подпадает под понятие эксперта.
Около пятидесяти, седеющий, с лицом, почти скрытым толстыми очками и взъерошенными усами, Окер сжимал в руках старенький кожаный портфель. Он был одет в костюм с потертыми рукавами и лацканами, на коленях и локтях его красовались кожаные заплатки.