Перворожденный

Байсеза с любопытством смотрела в окно. Движение по реке Миссисипи было весьма интенсивным, плавающие средства поражали своим разнообразием и причудливостью: рядом с александрийскими триремами, которые были похожи на пароходы с веслами и держались в основном ближе к берегу, плыли местные американские каноэ, хотя самих американских аборигенов на «Мире» не было.

Эмелин сказала:

— Наши люди достали несколько боевых каноэ из городского музея и со всемирной ярмарки. Разобрали на части, чтобы посмотреть, как они сделаны. Потом совершили набег на Шоу Дикого Запада Уильяма Коди, где разжились луками, стрелами и всяким прочим скарбом. Каноэ очень хорошенькие, вы не находите? Я каталась на одном вместе с Джозом, ради шутки. Но вода была такой холодной! Она течет прямо с ледников. Упасть в нее — удовольствие сомнительное.

— Верблюды, — сказал Абдикадир, указывая на дорогу.

Байсеза увидела что-то вроде каравана, бредущего на юг, в сторону порта. Мужчины и женщины ехали на смешных лошадках, которые постоянно брыкались или норовили кого-нибудь укусить. Над ними возвышались верблюды, тяжело груженные, величественные, плюющиеся.

— Это тоже импорт? — спросила она.

— Нет, нет, — заверила ее Эмелин. — Верблюды уже здесь были. И эти лошади тоже. На самом деле здесь было множество разных видов, но не все из них приносили пользу. Я вам уже говорила, что у нас здесь настоящий зоопарк. Мамонты, мастодонты, верблюды, саблезубые кошки… Давайте надеяться, что мы избежим с ними встречи.

— Все они, — тихо пропищал из кармана Байсезы телефон, — исчезли, когда сюда приехали первые поселенцы. Эти люди съели даже местных лошадей! Непростительная ошибка.

— Замолчи. Помни, что мы здесь гости.

— В каком-то смысле. Впрочем, как и сами чикагцы.

На лице Эмелин промелькнуло неодобрение. Очевидно, она считала, что это дурной тон — игнорировать живых людей и разговаривать с какой-то там коробочкой в кармане.

Абдикадир, выросший под руководством отца, очень заинтересовался.

— Так он все еще способен принимать сигналы с Земли? — спросил он.

Байсеза проверяла неустойчивую связь своего телефона с Глазом в течение всего путешествия через Атлантику.

— Вроде бы, — ответила она.

— Если частоты низкие, — прошептал телефон. — Но все равно сигналы очень искажены…

Байсезу поразила одна мысль.

— Телефон… Интересно, как близко подошли чикагцы к радиотехнологиям?

Вместо ответа, телефон высветил на дисплее текст. Всего за одно поколение до чикагского временного пласта шотландский физик Джеймс Клерк Максвелл, столь почитаемый Алексеем Карелом, предсказал, что электромагнитная энергия может передаваться через пространство. Пласт сам по себе был взят где-то между первыми демонстрациями Генриха Герца с зеркальными параболическими передатчиками и приемником, расположенным в нескольких футах от него, и радиомостом через Атлантику Гульельмо Маркони.

— Мы должны подтолкнуть эти исследования, Абди! — воодушевленно говорила Байсеза. — Подумай, сколько пользы может принести сейчас радиосвязь с Вавилоном! Может быть, когда мы приедем в Чикаго, то попытаемся открыть там радиомагазин, ты и я.

Абди тоже был воодушевлен.

— Я был бы рад…

Но Эмелин их одернула.

— Возможно, вам следует повременить брать над нами шефство, над бедными чикагцами. До тех пор пока вы не приедете на место и не увидите, как много мы сами уже успели сделать.

Байсеза быстро ответила:

— Извини, Эмелин. Я сказала это, не подумав.

Эмелин несколько оттаяла.

— Хорошо, — сказала она. — Только я не советую вам демонстрировать свои забавные штучки перед мэром Райсом, или перед Чрезвычайным комитетом. А то вас обвинят в преступлении. Тем не менее, — добавила она мрачно, — вряд ли стоит игнорировать предсказание вашей игрушки относительно конца света. Он может сказать более определенно: сколько времени нам еще осталось?

— Сроки неопределенны, — прошептал телефон. — Рукописные записи наблюдений невооруженным глазом, инструменты, спасенные из разбившегося военного вертолета…

Байсеза его перебила:

— Я знаю. Просто скажи нам, какое, по-твоему, самое достоверное число.

— Пять веков. Может быть, немного меньше.

Все помолчали, обдумывая его слова. Затем Эмелин рассмеялась, несколько принужденно.

— Да уж, ты приносишь нам только плохие новости, Байсеза!

Но Абдикадир выслушал все спокойно.

— Пять веков — это большой срок. За это время мы успеем что-нибудь придумать.

Как и предполагалось, они провели ночь в поезде.

Морозный ночной воздух, запах дыма, ритмичный стук колес по не слишком ровным рельсам, — все это убаюкало Байсезу. Но стоило поезду тряхнуть, как она просыпалась.