Первостепь

Но ленивая полудрёма длилась недолго. Внезапно воздух наполнился бешеным клёкотом. Два орла сражались за небо над головой Рыжегривого. Старый орёл защищал свою территорию, молодой налётчик требовал передела. Молодой коготь вонзился в старую голову, проткнул одряхлевший череп, вошёл в мозг. И старый орёл начал падать, кружась. А молодой продолжал налетать и в упоении первой победы вырывал ненужные перья. Ненужные уже никому.

Рыжегривый поднялся. Небо послало орла ему на завтрак, он не собирался отказываться от этого дара. Когда-то он сам победил старого льва точно так же, но кем был он теперь: всё ещё молодым?.. Молодым, – говорило могучее тело, горделивой походкой лев настиг падавшего орла в момент соприкосновения с землёй. Тот не успел ещё умереть, и Рыжегривый оказал ему честь. Старый орёл погиб в когтях льва.

Орлиное мясо не самое вкусное. Жёсткое. Непривычное. И не так уж и много его. Перья, перья. Рыжегривый не собирался летать, его раздражало обилие перьев. Или он вспомнил, что в эту пору, так же само, как прилетают со всех сторон молодые орлы, выходят в степь новые львы. И тоже требуют передела. Заявляют, что всё здесь отпущено им. Именно им. Рыжегривый изгнал на днях двух львов-подростков из своей стаи. Они двинулись к горам вдоль реки. Но им навстречу из загорной стаи, наверное, точно так же изгнали своих переростков. Рано или поздно они появятся тут, захотят потягаться с законным хозяином. Кожа вздувалась буграми в предплечьях гордого льва от одной только мысли о наглецах. Он отрывал морду от тушки орла и свирепо оглядывал заснеженную равнину, прислушивался к её звукам. Его тревога оказывалась преждевременной, и он снова ворошил орлиные перья.

Расправившись с убитой птицей, Рыжегривый обратно прилёг отдохнуть. Повалялся, полизал снег, чтобы уменьшить жажду. Затёкшие от безделья мускулы покалывали в боках, и лев поднялся на лапы. Принюхался и направился в сторону гор. Если тамошние переростки уже ищут его, он им поможет сыскаться.

Неожиданно ему попался одинокий след двуногого в зимней коже. Двуногий шёл как раз туда, куда направлялся и лев, двуногий как будто проверял границу львиных владений – и лев недоумевал: на кого здесь охотится двуногий в одиночку? на зайцев? Он тщательно исследовал слабый запах, идущий от следа, и память подсказала льву, что с этим двуногим ему уже доводилось встречаться. Он не смог сдержать злобного рыка, он предупредил хозяина следа, что кости спасших того гиен уже истлели и теперь, быть может, черёд за ним самим.

Лев взял след. Он не решил ещё, будет ли он охотиться, но он желал ясности. Этот двуногий озадачил его во второй раз.

Двуногий вышел на след другого зверя. Такого зверя Рыжегривый не знал, не приходилось сталкиваться с подобной мелюзгой, запах выдавал собрата гиен, только ещё более вонючего. Двуногий шёл по следу вонючки, не собирался ли он отнимать у той падаль? Если б лев умел смеяться, Рыжегривый бы расхохотался. Но львы смеются по-своему. Не выдают своего смеха окружающим, не выпячивают, а держат в себе. Однако от этого смех льва ничуть не менее презрителен. Лев смеялся в душе.

Свежий след сайги остановил хищника. Сочный запах щекотал ноздри, у льва потекли слюнки, а шершавый язык стал облизывать нёбо. Но на белой равнине в одиночку быстроногую сайгу не настичь, как бы вкусно та ни пахла. Однако след добычи заставил льва засомневаться. Он уже не понимал, зачем ему нужен двуногий вместе с вонючкой? Ему хотелось теперь разыскать своих львиц и отведать нормальной еды, потому что желудок его заскулил. Рыжегривый заметил далеко впереди серый силуэт единорога, но это тоже было совсем не то. Лев не нападает на единорога, разве что на детёныша. Он опустил морду и пошёл дальше по скучному следу. Но след вдруг раздвоился.

Вонючка резко свернула вбок, и двигал ею не испуг. Она что-то почуяла интересное. Рыжегривый внимательно изучил свернувший след, принюхиваясь в том направлении. Он не ошибся. Стервятник нетерпеливо кружил как раз там, куда направлялась вонючка, и лев тут же забыл о двуногом. Он пошёл теперь по новому следу, постоянно останавливаясь и принюхиваясь в ожидании. Вонючка вела его как раз к двуногим, к их стоячим норам из шкур и костей, лев обратно засомневался. Не позарилась ли вонючка на отбросы двуногих, как и стервятник? Он уже готов был свернуть, когда порыв ветра донёс желанный запах львиц. Значит, всё же он правильно шёл. Он перестал останавливаться и ускорил шаги.

Огромный мамонт стоял на коленях, львицы окружили того кольцом. Прыткая умудрилась вскочить на спину гиганта и пыталась теперь прокусить его толстую шкуру. Мамонт не отбивался, не пробовал встать, только вяло мотал головой со страшными бивнями. Другая львица вцепилась в копчик, ещё одна наскакивала на гороподобный бок. Остальные, должно быть, ждали Рыжегривого, и он сразу же показал им, как надо действовать.