Первые леди Рима

Старые связи Евдокии с императорским двором были разорваны, но она смогла создать себе новый двор и начать вторую жизнь в Иерусалиме, теперь по собственным правилам домашнего обихода, подобным тем, что существовали при дворе ее супруга. Таким образом, она присоединилась к ряду тех римских императриц, которые, подобно Ливии и Домиции Лонгине, смогли организовать себе относительно самостоятельную жизнь после своеобразного «выхода на пенсию».

Евдокия стала источником вдохновения для своей внучки — дочери Лицины и Валентиниана III, которая была названа в честь нее. Эта младшая Евдокия пережила несколько неудачных помолвок и династических браков, прежде чем в 471 году сбежала от своего мужа-вандала Хунериха и прибыла в Иерусалим, где, как говорят, упала на колени перед местом упокоения бабушки и обняла ее гробницу, расположенную в любимой святыне императрицы — базилике Святого Стефана, где она была похоронена в 460 году. Сто лет спустя анонимный итальянский путешественник, известный историкам как «пилигрим из Пьяченцы», совершавший паломничество по восточным землям, писал о посещении могилы Евдокии и отметил, что память и о ней, и о Елене еще продолжает жить в Святой земле. Елену помнили за ее благотворительность и опекание бедных, а Евдокию — как щедрую покровительницу Иерусалима, восстановившую за свой счет городскую стену и построившую многие здания в городе. Сравнение с Еленой было лучшей эпитафией Евдокии, о какой она могла бы мечтать.[967]

Пока Евдокия постепенно ковала свою новую жизнь в Константинополе, Пульхерия планировала вернуть себе старую. Ее шанс подвернулся в 450 году, когда ее брат Феодосий II 28 июля получил смертельную рану, упав с лошади. В том же году могущественного Хрисафия казнили. Место ее брата занял уже седовласый младший штабной офицер[968]

по имени Маркиан, чью кандидатуру поддержали военачальники Аспар и Зенон. Оба они надеялись укрепить свое положение, посадив Маркиана на трон.

Другим ключевым игроком на стороне Маркиана была сама Пульхерия — поскольку Феодосий II не произвел наследника мужского пола, у нее оставался лишь такой путь сохранить императорскую власть. Проведя последние тридцать шесть лет жизни в укреплении собственного статуса на фоне публичного обета девственности, данного в возрасте пятнадцати лет, Пульхерия наконец-то склонилась перед неизбежным и в возрасте пятидесяти одного года вышла замуж. 25 августа 450 года она и Маркиан появились вместе на еженедельном параде на набережной возле Константинополя, и на виду у войск Пульхерия лично надела на своего новообретенного мужа диадему и пурпурный военный палудаментум, эффектно короновав его новым Августом. Со времени Агриппины Младшей, надевшей лавровый венок на голову своего сына Нерона, ни одна женщина не проводила коронацию императора.

[969]

Пульхерия пошла на компромисс со своим обетом целомудрия, но не нарушила его. Маркиан согласился на ее условие, что союз не будет иметь брачных отношений. Чтобы заставить замолчать циников, которые, безусловно, увидели комедийность ситуации, и сохранить политическое оружие в руках Пульхерии, были выпущены золотые монеты, изображавшие союз Маркиана и Пульхерии благословляемым самим Христом, который стоял, как отец, между ними. Это было потрясающим отклонением от предыдущей имперской монетной иконографии. Почти тот же формат был использован снова примерно сорок лет спустя, чтобы отметить брак византийского императора Анастасия и императрицы Ариадны, — где опять появилась императрица, которая узаконивала наследование императора. Но еще как минимум четыреста лет после этого случая подобный портрет больше не возникал в имперском искусстве.[970]

Руководящие способности Маркиана почти немедленно были испытаны давлением извне — дипломатическими и военными проблемами, возникшими из-за гуннов. Под предводительством своего нового вождя Аттилы гунны последнее десятилетие терроризировали оба двора — и Восточный и Западный. В отличие от готов они не интересовались приобретением постоянного места проживания внутри империи. Итию на Западе не требовались более их услуги в качестве наемников, и теперь главным требованием гуннов стали деньги. Аттила вел политику эффективного шантажа римлян, дабы они платили ему золотом в обмен на ненападение на их крепости и прекращение грабежей их территорий. Особенно агрессивно Аттила относился к двору Феодосия II, который организовывал неудачную попытку убить царя гуннов. В 450 году константинопольский двор попытался примириться с Аттилой, выплатив ему достаточно золота, чтобы он ушел.