«Следовательно, Фортен пробыл на глубине гораздо дольше, чем я предполагал», — подумал де Пальма. Расчеты надо будет делать заново. Но из пещеры на поверхность есть всего один путь. У Фортена не было никаких причин задерживаться на глубине около тридцати восьми метров.
— Какого цвета ваш подводный костюм? — вдруг спросил полицейский.
— Черный с синим. У нас у всех одинаковые костюмы с тех пор, как нам поставляет снаряжение спонсор, которого сумела найти Полина.
— У всех одинаковые, — повторил де Пальма.
Перед нападавшим оказался не тот, кого хотели убить.
— Ты думаешь, от этого можно вылечиться? — поинтересовался Тома.
— Конечно можно. Но зачем? Псишиатрия не должна была бы существовать.
В слове «психиатрия» Бернар произносит «ш» вместо «х». Тома Отран думает, что это насмешка, но не уверен.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что психиатры не понимают, что мои видения делают меня счастливым. Я не вижу эту больницу, как будто нахожусь где-то еще.
— Где?
— Это я тебе не скажу: это моя тайна. Ты тоже говоришь мне не все.
— Но я об этом кое-что знаю.
— Вот как? Что же именно?
— Иногда ты говоришь во сне, если тебе дают не слишком большую дозу лекарств.
— И что я говорю?
Если вопрос, который задали Бернару, его беспокоит, Бернар начинает вертеться на своем стуле, елозить задом по сиденью. Бернар боится вопросов, про которые знает, что они могут нарушить гармонию. Гармония — это важно.
— Что я говорю во сне? — настаивает Тома.
Бернар чешет голову с такой силой, что вот-вот сдерет кожу вместе с волосами.
— Ладно, это не важно, — успокаивает его Тома. — Я не сержусь на тебя, но сны бывают такими загадочными, что иногда хочется узнать о них больше.
Бернар встряхивается, как марионетка из «Маппет-шоу», и хочет что-то сказать, но заикается, и ни звука не вылетает из его рта.
Тогда Тома обнимает его и начинает укачивать, как ребенка. Должно быть, Бернар вспоминает при этом своего отца или мать. Тома сильный, и в его руках Бернар чувствует себя в безопасности.
Возвращаясь из своего царства тоски, Бернар пишет стихи — очень хорошие стихи, которые хочет издать один редактор. Но редактор не хочет платить за них Бернару. Самому Бернару на это наплевать, но его семье — нет. Бернар лечит себя большими дозами поэзии. Это его лучшее средство для успокоения нервов.