Первый человек

Тома смотрел на врача и издавал странные гогочущие крики. Он уже провел две длинные кровавые черты по груди Кайоля. Крупные хлопья снега падали с неба и украшали мертвые пальцы деревьев белой бахромой. Каркнул ворон, но его крик был едва слышен через белую завесу снега.

Кайоль закричал, но изо рта не вылетело никакого звука. Злой дух отнял у него голос жизни. Он взглянул вверх и увидел большую стрелу. Закричал снова, и снова ничего не получилось.

— Голос должен замолчать. Голос больше не должен говорить, — пробормотал Отран, почти закатив глаза.

Кайоль разразился безумным смехом, который не мог сдержать. Этот смех возникает у людей перед смертью как иррациональная реакция на то, в чем больше нет никакого смысла и логики. Жизнь уходила из него с каждым сокращением мышц живота, с каждым ударом сердца.

Ему казалось, что Тома смотрит на его рот и прислушивается.

Тома не слышал прерывистых звуков смеха и пытался прочесть по губам последние слова Кайоля, но врач, уходивший в небытие, уже был не в состоянии произнести то, о чем хотел объявить.

— Голоса молчат. Они возвращаются в ночь, — прорычал Отран.

Он поднял с земли лежавший у его ног каменный топор и ударил им по груди Кайоля. Врач почувствовал боль, но не такую сильную, как боялся. Он опустил глаза и увидел свою кровь. Она вырывалась из его груди и множеством струек стекала к ногам. Целый вихрь образов закружился в его уме. Замелькали лица женщин. У всех у них была одинаковая прическа и один и тот же маленький недостаток во взгляде. Зрачки, при виде которых у него кружилась голова.

— Сердце перестает биться, дух должен покинуть тело, — произнес Отран.

Кайоль успел увидеть только пронзивший его жестокий взгляд. Топор снова высоко взмыл вверх, к беловатому небу.

Часть третья

Дом сумасшедших

Появляется все больше доказательств того, что до эпохи неолита, когда охотники и собиратели перешли к земледелию, большинство людей жили по принципам свободы, самоуправления и равноправия полов, на основе уравнительного распределения благ и без какого-либо организованного насилия…

Дж. Зерзан [49].Почему примитивизм?

33

Де Пальма показал свое удостоверение. Его пропустили через оцепление, а пухлый капрал из Северного отделения даже поздоровался с ним. Лицо у капрала было серьезное. Перед кабинетом доктора Кайоля стояли Бессур и Лежандр и рассматривали какой-то предмет, который им показывал техник из научно-технического отдела. Раздался треск фотовспышек.

— Здравствуй, Мишель, — поздоровался Лежандр. — Мы решили, что будет лучше не осматривать место преступления без тебя.

— Отран?

— Мы ничего не знаем, — ответил Бессур.

Психиатр исчез. Его секретарша заметила, что он не вышел из кабинета в обычное время, и забеспокоилась. Она несколько раз постучала в дверь, а потом вошла в кабинет. Кайоля там не было. Она долго ждала, но он не вернулся. Его портфель стоял на полу рядом с рабочим столом, пальто висело на вешалке, мобильный телефон тоже был в кабинете. Просмотр входящих и исходящих звонков мало что дал: в обоих списках были только номера из его врачебной телефонной книжки.

Негативных отпечатков ладони — подписи Отрана — не было.

— Я думаю, он хочет привести нас к чему-то или к какому-то месту, — предположил Карим.

— Очень умное замечание! — иронически отозвался де Пальма. — Я бы добавил, что он хочет привести нас прямо к трупу Кайоля.

Карим Бессур не смог сдержать улыбку. Но в этот момент его взгляд, скользивший с одного предмета на другой, остановился на письменном столе и замер. На столе лежал шарик, свернутый из газетной бумаги. Карим концом ручки развернул этот клочок газеты и воскликнул:

— Палец! Здесь внутри фаланга человеческого пальца!

Он посмотрел на собственную ладонь, потом на обрезок пальца и сделал вывод:

— Возможно, указательный палец правой руки.

На смятом и запачканном кровью клочке бумаги можно было прочесть только напечатанный большими жирными буквами заголовок:

КРЕСТНАЯ МУКА ЛЮСИ

Автоматическая картотека, в которой хранились отпечатки пальцев, выдала имя: Тома Отран и примечание: находится в заключении. Данные картотеки устарели. Де Пальма долго смотрел на отпечаток, который жирными черными линиями рисовал на экране компьютер. Длинные извилистые кривые, разрывы линий, островки и разветвления. Этот отпечаток говорил ему что-то, но на языке, которого майор еще не понимал. Ему еще никогда не приходилось иметь дела с убийцей, который калечит самого себя, и эта мысль действовала на него как сигнал тревоги. Он решил, что душевная болезнь Тома Отрана перешла на новую стадию развития за те шесть лет, которые тот провел в центральной тюрьме. Правда, это противоречило представлениям де Пальмы о душевных болезнях, а он знал о них немало.