Первый человек

В глубине комнаты стоял серый металлический шкаф, его дверь была открыта. На верхней полке стояли в ряд пузырьки и коробки с медикаментами. Этикетки на них выцвели от времени, но названия можно было прочесть. Растворы хлорала, ларгактила, галоперидола, лепонекса. От шкафа пахло аптекой и пылью. На нижней полке — электроприборы с клубками проводов. Эти клубки завершались на концах букетами резиновых или силиконовых присосок, которые лопнули от времени и стали похожи на цветы с испачканными грязью лепестками.

— Они же совсем древние, эти аппараты! — воскликнул Бессур. — Похожи на радио пятидесятых годов.

— Должно быть, в то время он уже не играл роль ученика чародея, — проворчал де Пальма. — Но в любом случае он должен был держать здесь и то, что осталось от прежнего периода. Эти вещи стоят целое состояние.

На средней полке стоял ряд белых фарфоровых банок. На каждую наклеен кусок лейкопластыря с написанным на нем названием. Айяуаска [50], ибога [51], пейотль [52], каннабис [53], псилоцибе полуланцетовидная [54], псилоцибе кубинский [55].

Бессур поднял крышки, заглянул внутрь и разочарованно сказал:

— Сушеные листья и грибы.

— Все это галлюциногены, — объяснил де Пальма. — Одни известны широко, другие меньше. Самые естественные и самые древние галлюциногены в мире.

— Ты думаешь, доктор накачивался этим между сеансами электрошока? — пошутил Бессур.

Де Пальма не оценил его юмор.

— Кайоль, должно быть, давал их больным перед электрошоком или после него, — объяснил он. — А может быть, сочетал то и другое.

— Это просто чудовищно!

— Тогда психиатры исследовали новые пути. Это были семидесятые годы, время ЛСД и кислот. Кайоль всего лишь человек своего времени. Он ставил опыты и доводил свой эксперимент до логического конца. Несомненно, он считал, что это полезно для его пациентов.

Бессур поднял глаза. Тусклый свет неоновых ламп позволил увидеть тревогу на его лице: Карим двигался наугад по совершенно неизвестной ему территории. Вдруг он произнес:

— На нижней полке не хватает коробок!

Клевой стене был пристроен деревянный шкаф. Бессур дернул за ручку двери, но она была заперта на ключ и не поддалась.

— Что будем делать, Барон?

— Открывать! — ответил де Пальма и перочинным ножом взломал замок.

Внутри на полке-доске стояли в ряд по алфавиту ящики с картотеками. Три ящика были поставлены на самое видное место — в верхнем левом углу. Де Пальма достал первый из них и перелистал содержимое.

— Это одна из медицинских карт Отрана. Несомненно, самая полная с начала лечения. Кайоль отметил даже самые первые дозы ларгактила, — заметил он.

Майор провел пальцами по листам, как по клавишам аккордеона, и наконец остановился на пачке бумаг, касавшихся лечения Отрана в Виль-Эвраре. Несколько отчетов о состоянии больного были сложены в одну прозрачную папку.

Бессур вынул третий ящик и перенес его на стол, стоявший недалеко от кровати.

— Здесь есть фотографии!

Он наклонился, чтобы рассмотреть снимок поближе, потом оттолкнул его и признался:

— У меня от такого поджилки трясутся.

Фотография была черно-белая, сделанная в этой лаборатории. Отран лежал на кровати, и к его обритой голове были прикреплены электроды.

История болезни, составленная Кайолем, охватывала первые годы психиатрического лечения Отрана — с одиннадцати лет до совершеннолетия. Это была жуткая хроника безумия.

В первый раз Тома Отран был отправлен в больницу принудительно после очень жестокой драки в школе, где учились дети из квартала Мазарг. Мальчика положили в отделение доктора Кайоля, дали ему огромные дозы успокоительного и обездвижили на целую ночь.

— Что у них значит «обездвижить»? — поинтересовался Бессур.

— Держать в смирительной рубашке или привязать ремнями к кровати.

Бессур сморщился от отвращения.

— Он был опасен, Карим! Крайне опасен для себя и для других.

— Да, но все-таки это был ребенок! Всего одиннадцать лет!

— Это были шестидесятые годы. В то время психиатрические лечебницы были похожи на тюрьмы. Если человек не шел по указанной дорожке, персонал силой заставлял его это делать.

— С тех пор стало иначе?

— В психушках да, в каталажках нет.

Бессур поставил на стол второй ящик из трех.

После смерти отца Отран опять оказался в психиатрической лечебнице. И вернулся оттуда только в 1972 году, на первый взгляд здоровым. Доктор Кайоль поставил ему диагноз «юношеская шизофрения».

1972 год — это время, когда началось разделение психиатрических больниц на сектора. Общество было настроено против психиатров. Больных стали выпускать, и лечебницы опустели. Свободу психически больным! А общество обязано относиться к ним достойно. Но общество не отнеслось к ним достойно: начались разговоры о том, что на свободу выпускают убийц. Хотя такие случаи, как Отран, встречаются очень редко — один человек за десять лет, не больше. Всего один случай за все годы службы Барона в уголовном розыске.

Бессур смотрел на де Пальму, который полностью погрузился в чтение медицинской карты. Он знал майора уже несколько лет, но еще ни разу не видел его таким.

— Можно задать тебе вопрос?

— Я тебя слушаю, сынок.