Первый человек

— Она сейчас находится в заключении, — уточнил сыщик, — но ее брат бежал. Он уже убил одного человека. У нас мало времени.

— Теперь я вас понимаю, месье. Но это конфиденциальная информация, и мы не можем так просто сообщить ее вам.

— Своими действиями вы препятствуете работе офицера уголовной полиции, который расследует убийство. Вы знаете, что за это бывает?

Банковский служащий обдумал эту проблему.

— Я могу лишь сказать вам, было ли что-то положено в этот сейф или изъято из него. Ничего другого. Об остальном надо будет договариваться с моим начальством.

— Я не прошу у вас ничего большего.

Директор отделения повернулся к своему монитору, ввел множество кодов и, наконец, получил доступ к нужной информации.

— На этот сейф есть доверенность.

— Мне нужно имя человека, которому она дана.

— Это уже деликатный вопрос.

— Я спрашиваю имя, а не номер его счета! Если вы откажетесь назвать его, я вернусь с отрядом полиции, и обещаю вам, что наделаю шума. Мне все равно, что сегодня Рождество!

— Хорошо, хорошо. Обладатель доверенности — мужчина… некий Пьер Палестро.

— Он брал что-нибудь из сейфа?

— Нет. По правде говоря, сейф пуст.

— Когда он опустел?

— Уже давно.

Банковский служащий потеребил «мышку» и уточнил:

— В 1999 году, 23 декабря.

— Кто потребовал, чтобы сейф был открыт?

— Сама Кристина Отран.

— Можете вы мне сказать, что в нем хранилось?

— Нет, потому что объявления ценности не было.

— Это нормально?

Банковский менеджер изобразил на лице глубокое сожаление.

— Думаю, да, — ответил он, поднимая воротник пиджака.

Снова расследование зашло в тупик. Де Пальма позвонил профессору Палестро, но услышал лишь его автоответчик. Приближался вечер. Барону едва хватало времени на то, чтобы доехать домой, переодеться к Рождеству и забрать Еву.

Местр накрыл стол: поставил маленькие блюда на большие. Фуа-гра, хвост лангуста и маленькие бутерброды с икрой на поджаренном хлебе. Де Пальма и Ева привезли шампанское и вино.

— От рагу из оленины я тебя избавил, — пошутил Местр.

Де Пальма сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал искоса поглядывать на ломтики хлеба с икрой.

— Господи боже! — воскликнул он. — Жан-Луи, я еще никогда не ел икру!

— Я тоже, — ответил Местр. — Уже много лет я мечтаю ее попробовать. С тех пор как жена покинула меня, я развратился и предаюсь самым постыдным излишествам.

Ева громко расхохоталась. На ней было черное платье и драгоценности ее матери — немного тяжеловатые, такие украшения любили старые итальянки. Де Пальме казалось, что сквозь налет, оставленный годами, он видит Еву-девушку, которую знал десятки лет назад. Ее смуглое лицо, свежее и сияющее, как у знаменитой певицы, напоминало ему лицо его матери и лица итальянок, приехавших с берегов Неаполитанского залива, с гор Сицилии или из Генуи — женщин его детства. Они всегда ходили в трауре, заворачивались в кружева перед тем, как идти в церковь к воскресной службе, и бормотали бесконечные молитвы на всех звучных наречиях Италии.

— Молодые приедут только завтра утром, — сообщил Местр.

Ева смотрела на то, как он суетился, стараясь, чтобы праздник получился безупречным. Местр отказался и от ее помощи, и от помощи Барона.

— Ты уже приготовил тринадцать рождественских десертов, Жан-Луи? — спросил Барон.

— Я купил молочные коржики в пекарне Сен-Виктор и нугу в Алоше [58].

— А помпы? [59]

— Кондитер в Эстаке [60]делает лучшие из всех, которые я знаю. У тебя еще есть вопросы?

— Нет, — ответил де Пальма, подмигивая Еве.

Чуть позже он вышел выкурить сигарету в сад Местра. Внизу был виден весь Марсельский залив — от окутанных тьмой внутренних гаваней и пустынных доков до набережной Круазетт. Ева подошла к нему и обняла обеими руками за талию.

— О чем ты думаешь?

— В первый раз за много времени — ни о чем особенном.

— Это хорошо, — сказала она.

— Да. Это один из самых красивых пейзажей, которые я знаю. Местру повезло, что он здесь живет.

36

Де Пальма не переставал теребить этот приемник с той минуты, как отъехал от пункта проката автомобилей. Но тот ловил только те станции, где долбили людям по ушам электронной музыкой или тяжелыми ритмами. Через какое-то время он понял, что у него нет никаких шансов: компания, сдававшая машины внаем, запрограммировала радио только на эти станции. И самое худшее: нажав на кнопку 6, он попал на песни шансонье Сарду, любимца старомодных сыщиков. Барон признал свое поражение, выключил радио и полностью сосредоточился на движении.

Национальная дорога номер 34 пересекала пригород, который уже не был деревней, но еще не стал и городом. За окном машины тянулась бесконечная зеленая решетка, за которой скрывались маленькие особняки из твердого песчаника или кирпича, с безлюдными газонами перед фасадами.

Вход в виль-эврарскую психбольницу выглядел достаточно приветливо: ни калитки, ни охранника, никто не спрашивает у каждого входящего о причине его визита. Большая аллея вела от входа в парк и заканчивалась среди его рощ и каналов, недалеко от топких берегов Марны, по которой баржи везли всевозможные товары.