Первый человек

Моралес не успел отреагировать: удар был молниеносный и невиданный по силе. Резкий удар сразу двух ладоней по двум участкам сонной артерии. Моралес рухнул на пол, его рот наполнился кровью. Отран схватил его за волосы и ударил лицом об острый угол стола.

— Я Первый Человек. Я забираю твою жизнь, — произнес он.

Его голос дрожал от волнения.

Потом он поднял залитую кровью голову Моралеса и ударил ее об угол еще раз, изо всех сил. Лобная кость раскололась с треском, похожим на треск сухого дерева. Заключенные в ужасе убежали в дальний конец читального зала.

Отран окунул обе ладони в кровь, которая растекалась по блестящим плиткам пола, и умыл этой кровью лицо.

Из его горла вырвались отрывистые птичьи крики, похожие на клекот орла.

10

Профессор Палестро не был счастливым человеком. Здоровым человеком он тоже не был, но главное внимание он обращал не на здоровье. Казалось, что он ждал смерти. Он удалился от дел и поселился недалеко от пещеры Бом-Бон, над городом Кенсоном в нижней части долины реки Вердон. Именно здесь летом 1970 года он впервые в своей жизни руководил раскопками. Продолжение исследований привело его в департамент Дордонь, в огромное святилище с памятниками первобытного искусства, характерными для Франко-кантабрийского региона [19], потом в Париж и, наконец, на его родину — в Прованс. Он исследовал и пещеру Ле-Гуэн; это была его последняя научная экспедиция — самая удачная, принесшая больше почета, чем любая другая, но и самая драматическая.

Полина Бертон свернула с департаментской дороги направо и поехала в обратную сторону, к городку Кенсон, колокольня которого сверкала на солнце посреди красных черепичных крыш. Позади этой ожившей рождественской декорации поднимались, как стены, две отвесных известняковых скалы; их разделял огромный разлом, темный и холодный.

Полина не была здесь уже около двух лет. Она была последней и любимой аспиранткой профессора Палестро и входила в число тех немногих людей, которые могли приезжать к нему, не договорившись о встрече заранее.

Старый профессор вставал рано и выходил из дома только для того, чтобы купить самое необходимое в городке или прогуляться по берегам Вердона. О нем говорили, что он наполовину сумасшедший и у него бывают галлюцинации. Полине так и не удалось определить, что в этих слухах правда, а что ложь. Она знала, что профессор большой оригинал, но это не вызывало у нее тревоги, совсем наоборот.

Жилище специалиста по доисторической эпохе раньше было фермой. Стены его дома были сложены из больших камней, серых и белых. Задняя стена прислонялась к каменистому склону, покрытому низкорослыми вечнозелеными кустами и пахучими многолетними травами. При доме была и земля — цепочка из нескольких холмов, тянувшихся от этого склона до соседнего серого утеса.

На ней медленно старели, как узники в тюрьме, несколько плодовых деревьев и одна виноградная лоза.

— Добрый день, Пьер! — крикнула Полина, хлопая дверью своего старого автомобиля двести пятой модели.

— Полина! Как ваши дела?

Палестро, должно быть, ходил в этих брюках месяц или два, а может быть, и дольше: они блестели на коленях. Обут он был в свои вечные высокие башмаки с кожаными шнурками. Над головой торчком стояла прядь волос, которую поднял ветер. Со времени их последней встречи профессор стал чуть больше сутулиться. Но орлиный взгляд, худое лицо с резкими чертами и отражавшиеся на этом лице мука и тревога были такими же, как раньше.

Полина поцеловала его в обе щеки и заметила, что от профессора пахнет вином сильнее, чем когда-либо раньше.

— Я привезла вам плохую новость. Хотела рассказать ее вам до того, как вы узнаете о ней из печати.

— А я уже давно не читаю ни газет, ни журналов, — ответил ученый и отвел взгляд в сторону поселка. — Что это за плохая новость?

— Реми Фортен умер. Несчастный случай при декомпрессии.

Палестро почесал голову. Новость, кажется, не причинила ему боли: он был мало знаком с Реми Фортеном.

— Бедняга! Погружаться под воду в этих пещерах всегда опасно. Будьте осторожны сами. Это место — скверная дыра, что бы о нем ни говорили.

Полина не знала, как изложить ему свои догадки по поводу несчастья с Фортеном. Ей было хорошо известно, что настроение профессора легко меняется. Он мог вдруг, без всякого предупреждения, замолчать и замкнуться в себе или даже прийти в ярость. Если так случится, ей останется лишь одно — уехать обратно. А она приехала сюда для того, чтобы поговорить с ним о человеке с оленьей головой.

— Вы еще получаете письма от коллег? — спросила она, чтобы перевести разговор на другую тему.

Палестро поднял руки; этот жест означал «мне это теперь не очень важно».

— В нашей науке уже мало новых находок. Их место заняли рассуждения и догадки, а я их остерегаюсь. Теперь имеет значение только ДНК. Наше место в конце концов займут химики!

Профессор нежно взглянул на Полину, и его нижняя губа задрожала, как бывает у старых людей, желающих скрыть свои чувства.

— Вы были моей лучшей студенткой!

Он сделал несколько шагов в сторону дома, потом остановился и добавил: