Первый человек

Входная дверь флигеля, где принимал доктор Кайоль, была всегда открыта в часы приема. Войдя в прихожую, Тома должен был ждать вместе с мамой, которая всегда быстро теряла терпение, чтобы секретарь доктора провел их в зал ожидания. Ждать приходилось несколько минут, но ему они казались вечностью. На маме всегда были строгий классический костюм, блестящие чулки и очень строгие туфли-лодочки.

Дощечки уложенного зигзагами паркета и теперь скрипят так же, как тогда. Тот же стул в стиле чиппендейл и то же кресло, обтянутое старой бараньей кожей. Низкий столик, на котором разложены старые газеты. Мама каждый раз, когда они приходили сюда, обязательно начинала читать «Жур де Франс» и даже не смотрела на Тома. Тома мысленно произнес:

— Папа, как ты думаешь, я могу вылечиться?

— Да, сын. Сильная воля побеждает все.

21

Это был не голос. Это было напряжение. Властная сила велела ему:

«Не потеряй ее!»

«Почему?»

«Вспомни! На ней прямая юбка, туфли у нее на высоком каблуке, а чулки такие тонкие, каких на ней никогда не было раньше. Но она страдает, как те, другие. Ее надо освободить».

Молодая женщина перешла бульвар и спустилась в метро. Стук ее каблуков по мокрому асфальту был ритмичным и быстрым, как мелодия молитвенного барабана: тук, тук, тук. Потом — щелчок дверей, вонючие испарения поезда метро, резкий голос, объявляющий, что двери закрыты.

Молодая женщина села на откидное сиденье. Юбка приподнялась, сильнее открыв ее длинные ноги. У женщины были сочные губы и тяжелый взгляд. Поезд подъехал к станции «Ришар-Ленуар». Женщина встала и поправила на себе пальто.

«Продолжай идти за ней!» — велела сила Отрану.

Женщина жила на первом этаже одного из домов на улице Шмен-Вер. Напротив — книжный магазин, где продавали по дешевке книжонки о мистике, ладан для стеклянных шаров и всякую буддийскую дурь. Медленно наступала ночь. Темнело, и молодая женщина зажгла свет. Занавески на ее окнах были слишком толстыми, сквозь них ничего нельзя было рассмотреть.

«Иди!» — велела сила.

Какой-то мужчина набрал код входного замка, открыл массивную дверь и придержал ее, впуская Отрана в дом.

— Спасибо!

Ни комнаты консьержей, ни консьержа или консьержки. Справа внутренний двор с площадкой для мусора. Прекрасное место, где можно укрыться за железными контейнерами и сидеть, не сводя глаз с двери и маленького слухового окна, которое, должно быть, принадлежало ее квартире. Из этого окошка был слышен стук кастрюль, но ни одного слова. Она живет одна.

Через какое-то время, которое показалось ему вечностью, окна одно за другим погасли.

«Не жди больше!»

Дверь он открыл без проблем. Молодая женщина смотрела пошлую телепередачу, где публика хлопала в ладоши каждый раз, когда ей приказывали хлопать. На ней было просторное африканское платье-бубу, игравшее роль домашнего халата. Телевизор был настроен на большую громкость, и она не сразу услышала странную просьбу.

Пощечина ее удивила. Удар словно рассек ее голову пополам и сбил с ног. Она встала. Лицо у нее горело, как после падения с лошади во время скачек с препятствиями. Ее глаза выкатились. Она хотела закричать, но мокрая от пота ладонь сжала ей горло, и вопль остался в животе.

Боль была ничем по сравнению с этой невозможностью произнести ни звука. Как публика на телевидении могла смеяться над своей немотой?

Новая пощечина разорвала ей губу. Она проглотила кровь. В свете, шедшем от телеэкрана, она увидела лицо того, кто ее держал. От этого безволосого мужчины пахло лосьоном после бритья и старостью — тем запахом, который шел от ее деда, когда тот подыхал в доме престарелых.

Она знала этот запах. Она помнила это лицо демона. Сами лица не изменяются. Это прошлое слой за слоем неизбежно ложится на лица и изменяет их.

Длинные и тонкие, как острие оружия, пальцы вошли в нее. Она почувствовала тупую боль и тепло. Потом топор обрушился в первый раз.