Первый человек в Риме

– Ему везет. Он говорит, если все будет идти так, как идет, то он прибавит еще имя Феликс к тому, которое унаследовал от отца, пьяницы и никчемного человека. Три года назад Луций Корнелий встретил Юлиллу, и она дала ему венок из трав, не вполне понимая смысла своего деяния. Сулла считает, что именно с того дня удача повернулась к нему. Сначала умер племянник Клитумны, который был ее наследником. Потом умерла женщина по имени Никополис и оставила Луцию Корнелию небольшое состояние. Думаю, она была его любовницей. А через несколько месяцев после этого покончила с собой Клитумна. Не имея прямых наследников, все свое состояние она оставила Луцию Корнелию – дом на Палатине по соседству с моим, виллу в Цирцеях и около десяти миллионов денариев.

– Боги! Он действительно имеет полное право носить имя Феликс, – произнес Марий довольно сухо. – Но ты наивен, Гай Юлий, если веришь, что Луций Корнелий Сулла не сам подсадил этих покойников в ладью Харона!

Цезарь принял выпад, выставив руку, усмехнулся:

– Нет, Гай Марий, уверяю тебя, я не наивен. Я не могу подозревать Луция Корнелия ни в одной из этих трех смертей. Племянник Клитумны умер после продолжительной болезни желудка. Гречанка Никополис скоропостижно скончалась вследствие отказа почек. В обоих случаях было произведено вскрытие, и ничего подозрительного обнаружено не было. Клитумна перед смертью находилась в глубочайшей депрессии. Она покончила с собой в Цирцеях, в то время, когда Луций Корнелий оставался здесь, в Риме. Я подверг строжайшему допросу всех рабов в доме Клитумны – и в Риме, и в Цирцеях. Больше мы ничего не можем узнать о Луции Корнелии. – Он поморщился. – Я всегда был против пыток рабов с целью получения доказательства преступления. Доказательства, добытые пытками, не стоят даже ложки уксуса. Не думаю, что рабы Клитумны вообще имеют что сказать, даже под пытками. Поэтому я отказался от этой идеи.

– Я согласен с тобой, Гай Юлий, – кивнул Марий. – Показания раба имеют значение, только если они даны добровольно, если в них есть логика и они явно правдивы.

– Так что в результате Луций Корнелий превратился из бедняка в состоятельного человека, – продолжал Цезарь. – От Никополис он унаследовал достаточно, чтобы получить статус всадника, а от Клитумны – довольно, чтобы войти в сенат. Благодаря шуму, устроенному Скавром по поводу отсутствия цензоров, в прошлом мае были выбраны два новых. Иначе Луцию Корнелию пришлось бы ждать права допуска в сенат еще несколько лет.

Марий засмеялся:

– Так что же произошло в действительности? Неужели никто не хотел быть цензором? Я хочу сказать, в какой-то степени выбор Фабия Максима Эбурна логичен, но Лициний Гета? Ведь цензоры изгнали его из сената за аморальное поведение восемь лет назад. А он все-таки вернулся в сенат, после того как пролез в народные трибуны!

– Знаю, – мрачно сказал Цезарь. – Мне кажется, никто не хотел становиться цензором из страха перед Скавром. Подобное желание могло быть расценено как отсутствие уважения к Скавру после его вынужденной отставки. Так что свои кандидатуры выставили только не слишком щепетильные люди. Учти, с Гетой довольно легко вести дела: он стал цензором исключительно ради общественного положения да ради взяток. Компании, добивающиеся для себя государственных контрактов, обычно щедры… А Эбурн – ну что ж, мы все знаем, у него нелады с головой!

«Да, – подумал Марий, – мы это знаем…» Глубокий старик из аристократического рода, выше которого был разве что род Юлиев. Линия Фабиев Максимов вымерла и поддерживалась только с помощью усыновлений. Квинт Фабий Максим Эбурн, выбранный цензором, был усыновленный Фабий Максим. У него имелся единственный сын, но пять лет назад он убил его за непристойное поведение. Хотя законом не запрещалось, пользуясь правом pater familias, казнить собственного отпрыска, но все же убийство жен или детей давно уже не практиковалось. Поэтому поступок Эбурна привел в ужас весь Рим.

– Имей в виду, для Рима очень хорошо, что у Геты такой коллега, как Эбурн, – задумчиво произнес Марий. – Сомневаюсь, что при Эбурне он сильно разживется.

– Уверен, ты прав. Но тот несчастный молодой человек, его сын! Учти, Эбурн – настоящий Сервилий Цепион, а все Сервилии Цепионы ведут себя довольно странно, когда дело касается сексуальной морали. Они целомудреннее Дианы Охотницы, но говорят о сексе очень много. Вот это меня и удивляет.

– Итак, кто убедил цензоров, что Луция Корнелия Суллу следует допустить в сенат? – спросил Марий. – Говорят, он не был образцом целомудрия.

– Думаю, моральная распущенность была его главной неприятностью, – спокойно согласился Цезарь. – Эбурн скосил глаза на свой шишковатый маленький носик и поворчал немного по этому поводу. А Гета допустил бы в сенат даже звенящую деньгами обезьяну. Так что в конце концов они сочли возможным внести Луция Корнелия в списки сенаторов – но только при некоторых условиях.

– Каких же?