Читаем Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине полностью

- Он самый. Прислал автомобиль за мной. Потребовал информацию о состоянии полка. Степень надежности его интересует. Доложил все, как есть. Воевать солдаты не желают, дисциплина падает. Много смутьянов. Не полк, а пороховая бочка, сдетонирует при первом же потрясении. В таких условиях полк лучше расформировать, личный состав небольшими группами распределить по другим частям. И знаешь, что ответил Никитин?

- Посоветовал тебе остаться и навести порядок?

- Он сказал, что расформировывать полк опасно. Это и будет тем толчком, который вызовет бунт. А если и удастся расформировать - куда отправить людей? В других полках не лучше. Положение в столичном гарнизоне будет обсуждаться на одном из ближайших заседаний правительства. Так он заявил, но все это вяло, без веры в завтрашний день.

- Одной беседы с большевиком для тебя оказалось достаточно...

- Не шути, пожалуйста, я говорю о том различии, которое бросается в глаза.

- Так кто же тебе нужен? Кто нам нужен? - поправилась она.

- России требуется крепкое умное правительство, способное довести до конца эту войну и получить с немцев все, что нам причитается. Требуется правительство, которое сразу после войны без болтовни и демагогии быстро разовьет промышленность и сельское хозяйство. У нас есть такие ресурсы, что за несколько лет можем стать самой богатой страной мира. Вот такое правительство нам нужно. А из кого оно будет состоять, мне, в конечном счете, все равно.

- Так ли, милый? - качнула головой Галина Георгиевна. - А если у нас отберут поместья, землю?

- Никто не осмелится сделать это.

- Боюсь, что ты заблуждаешься. Прошу тебя выслушать одного человека. Это сын Голоперова - старосты из той деревни, которая рядом со Смоленским имением.

Галина Георгиевна взяла колокольчик. В дверях вырос слуга.

- Того, который из деревни...

Почти тотчас раздался звучный, браво-казенный голос:

- Дозвольте, ваше высокоблагородие?

Мужчина лет двадцати пяти в солдатской гимнастерке и черных суконных шароварах остановился посреди комнаты, щелкнул каблуками.

- Здравия желаю!

- Здравствуй. Ты Голоперов?

- Так точно! От Василь Васильича, от своего отца прибыл к вам с донесением.

- Почему не в армии?

- Отпущен на выздоровление, ваше высокоблагородие. Два года с немцем в прятки играл, два Георгия имею. А в прошлую осень достал меня австрияк палашом. Голову скобанул и вот тут, - показал Голоперов шрам, косо падавший по левой щеке к подбородку. Глубокий, сизо-малиновый, он выглядел совсем свежим.

Мстислав Захарович почувствовал: Голоперову не нравится, что его пристально разглядывают, не привык еще, наверно, к своему уродству.

- Унтер-офицер? - спросил Яропольцев. - По выправке вижу.

- Так точно, ваше высокоблагородие! В гусарах служил. А теперь обратно не берут. Шрам не помеха, хромаю я. Вместе с лошадью австрияк меня повалил. В ноге жила какая-то насовсем хрястнула.

- Попятно. Говори, с чем прибыл?

- Не порадую, ваше высокоблагородие. Имение ваше стоит, дом и пристройки целы, а имущество растащили. Бабы стекла выбили, двери с петель сняли и подчистую все добро унесли.

- Зеркала... Там замечательные зеркала были, - вздохнула Галина Георгиевна. - С екатерининских времен собирали. Из Венеции привозили, из Франции... Им цены нет.

Да, конечно, зеркала там были особенные. Мстиславу Захаровичу отчетливо представилась картина разгрома: пустые проемы высоких сводчатых окон, затоптанный паркет, осколки разбитой посуды...

- А староста что же? - спросил Яропольцев.

- Говорил им отец, и кричал, и грозился...

- Не послушались?

- Без внимания. Будто и нет старосты. '

- А власть? Местные власти где были?

- Какая она теперь власть, ваше высокоблагородие? До бога далеко, царя, извиняюсь, скинули. Нет хозяина. Приезжал, верно, какой-то чин из уезда, поговорил, поувещевал, чтобы имущество назад несли, а бабы и не чешутся. Что им слова?! В нашей волости еще тихо, а в других красного петуха по усадьбам пускают. Домов, дурачье, не жалеют. Озверел парод за войну, ваше высокоблагородие. Ему теперь губерния не указ, а местная власть вовсе - одно тьфу! Строгости нет и порядка нет!

- Мысли у тебя правильные, братец. Без строгости, без законов жить нельзя. Посему надлежит нам скорее разбить германца, закончить войну и взяться за внутренние дела.

- Беспременно, ваше высокоблагородие, - подтвердил Голоперов.

- Ты когда обратно в деревню?

Услышав этот вопрос, унтер вытянулся в струнку.

- Ваше высокоблагородие, дозвольте... Дед мой с вашим дедом на турков ходил. Отец мой у вашего батюшки двенадцать годов в денщиках состоял, по всему Туркестану вместе... А теперь мне наказ дал: поклонись, грит, барину в ноги, чтобы оставил при своем благородии. Он просит, и сам я об этом же прошу! Голоперов явно готов был броситься на колени, но Мстислав Захарович жестом остановил его:

- Вот как... Если ты, братец, рассчитываешь на теплое тыловое местечко, то зря. Завтра еду в действующую армию, на передовую линию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза