– В ней, дьяче, – кивнул Богдан. – Но сам посуди: как могу я столь пышного гостя, посланца самого великого государя русского, сразу везти в малый город? Ты достоин особого почета, потому сначала – в Киев!
Бескудников растерянно заморгал. В инструкциях, накрепко выученных перед отъездом из Москвы, значилось: «ехать до двора гетмана Войска Запорожского, что в Белой Церкви ныне обретается…» Про Киев ни слова не было сказано.
– Но… Зачем же?
– Так ведь это Киев! – глаза Богдана засияли восторженным блеском. – Киев! – повторил гетман, повысив голос и добавив в него благоговейной дрожи. – Цель святой борьбы нашей! Великий град, колыбель державы славных князей киевских, известных всей Европе! Нет там больше иезуитского племени, да и прочие латыняне бежали, веры православной никто более не притесняет. Слава Богу! – и Богдан, сняв шапку, благочестиво перекрестился, краем глаза наблюдая за Бескудниковым. Тому волей-неволей тоже пришлось обнажить голову и осенить себя крестным знамением.
– Мыслимо ли не привезти в такой город посла царя московского? – вдохновенным голосом продолжал говорить гетман. – Это же будет неучтивостью! А я стародавние обычаи гостеприимства крепко блюду. И государя русского глубоко уважаю, потому хочу ему эту честь оказать, пусть и в лице его посланца. Коли не заедем в Киев – случится обида государю, сохрани нас боже от такого великого несчастья!
Дьяк опасливо поежился. Что делать, как поступить? Может, упереться: велено, мол, было сразу ехать в гетманский замок, времени не тратя! А ну как Хмельницкий в Москву нажалуется, что хотел, дескать, самую высокую честь оказать Алексею свет Михайловичу, а его чистосердечный порыв не оценили и отвергли? Что тогда будет? Ох батюшки, вот проблема-то на ровном месте…
– А далеко до Киева? – на всякий случай спросил он.
– Совсем недалеко! Еще и смеркаться не начнет, как доберемся. Полюбуешься им, дьяче, во всей красе. Там и заночуем, а наутро – в Белую Церковь!
«Ну, такая задержка не страшна, – вздохнув с облегчением, успокоил себя Бескудников. – Всего день. В укор не поставят».
– А покои-то будут удобные? – уточнил дьяк, делая вид, что соглашается с неохотой, только из уважения к гостеприимному хозяину. – Подустал в дороге-то трястись, хотелось бы отдохнуть хорошенько.
– Самые лучшие, какие только сыщутся в златоглавом Киеве! – расплылся в улыбке Богдан. – А уж к вечере такие яства подадут, каких, смею уверять, и в Москве нет.
Дьяк благосклонно кивнул. Приятно все-таки, когда почет оказывают! На ум даже пришла мысль, не намекнуть ли насчет девки… Но побоялся. Кто их знает, какие тут порядки: может, еще строже блюдут благочестие, чем этот треклятый курский воевода, чтоб ему пропасть пропадом!
Степка Ольсуфьев, оказавшись лицом к лицу с молодым Хмельницким, поначалу чувствовал себя неуверенно, скованно. Вот, казалось бы, удача привалила: тотчас же по приезде свели с гетманенком, не надо ни выжидать удобного момента, ни просить, чтобы познакомили! Прямо с ходу и приступай к выполнению тайного задания своего. Заведи разговор, расспрашивай о том о сем, а сам слушай, запоминай, а затем будто невзначай заговори о том, что самого государя интересует… Но – оробел. Будто почуял какую-то дикую, опасную и необузданную силу, исходящую от юного отрока с густыми черными бровями и пронзительным, настороженным взглядом.
– Э-э-э… Здрав будь, сын гетманский! Меня зовут Степк… Степан! – поспешно исправился, чуть не брякнув по привычке: «Степка». Вовремя вспомнил, что здесь так не принято.
– И ты здравствуй, – чуть помедлив, с заметным напряжением отозвался гетманенок. – Мое имя Тимош, а у вас в Московии кликали бы Тимофеем. Садись, укрывай ноги, – он указал на свободный край медвежьей полости.
– Благодарствую, но укрываться пока не нужно. День-то теплый! – осмелев, отозвался Степка.
– Теплый? – брови гетманенка взметнулись. – Ты никак шутишь! Зима же!
– Вижу, ты с нашими холодами не знаком, – усмехнулся новик, занимая место в санях и с радостью чувствуя, как смущение исчезает без следа. – Вот у нас зима так зима! Иной раз стоят такие трескучие морозы, что сплюнешь – слюна на лету замерзает.
– Не может такого быть! – решительно замотал головой Тимош.
– Да ей-богу! – перекрестился Степка.
– Господи… Как вы там жить можете? – ахнул гетманенок. – Это ж боязно и подумать! Зимы ваши, погляжу, такие же суровые, как порядки.
Сани тронулись. Степка обиженно засопел. Хоть и хозяин, а думай, что говорить гостю!
– Порядки у нас, слава богу, правильные! – новик постарался, чтобы фраза прозвучала учтиво, но кое-какое напряжение все же прорезалось.
– Да я ж ничего такого не хотел сказать! – спохватился Тимош. – Хоть слышал, что будто бы замужних жинок ваших в домах взаперти держат и выпускают только в церковь, но тому не верю, ты не думай!
– А что ж тут неправильного? – металла в голосе Степки прибавилось. – Вышла замуж – значит веди себя степенно, блюди мужнину честь. Чего бабе делать за воротами-то? Аль в дому работы мало? Так можно и добавить.
Глаза Тимоша изумленно округлились.