Первый ученик

Грошев пересек улицу. Усталый парень в грязной форме с черепом наперевес. Сутки с небольшим потребовалось ему, чтобы спуститься в поселок. Парень с черепом наперевес. К собственному удивлению, Макс не упал и не заблудился.

Дверь открылась после короткого стука. Тетка Маша оглядела его с головы до ног, отдельно остановившись на черепе, и молча посторонилась, пропуская студента внутрь.

– Телефон, – сразу потребовал парень. Библиотекарша достала из кармана халата трубку. – Второй телефон. – Она скупо улыбнулась, достала из другого еще один аппарат.

Парень сгреб телефоны, небрежно бросил их в раковину, включил воду. Посмотрел, как струя разбивается о черный пластик, и сунул под кран голову, смывая грязь и пот.

– Никаких денег не напасешься, – вздохнула бабка.

– Не волнуйтесь, я скоро получу миллион и куплю вам новый.

– Пулю в башку ты получишь.

– Накормите? – Он вытер лицо полотенцем.

– Желание умирающего – закон. – Она пошла в комнату. – Кстати, мой жилец временно снял комнату в госпитале, так что можешь одолжить у него портки. – Женщина загремела посудой.

Макс прошел через широкую гостиную и заглянул в следующую комнату. Там царил образцово-показательный бардак. Кровать без белья, распахнутый шкаф, зияющий пустотой, и гора всякого хлама на полу. В большинстве своем – одежда. На некоторых вещах виднелись отпечатки ботинок. Тряпки, книги, флакон пены для бритья, что-то еще.

Парень присел и вытащил из кучи китель с лейтенантскими нашивками. Императорская гвардия.

– Это его друзья приходили, вещи в больницу собирали, – сказала тетка Маша, и он вздрогнул, совсем забыв, что эта старушка, если захочет, может двигаться совершенно бесшумно. – После первых двух визитов я еще прибралась, после третьего махнула рукой, было бы ради чего стараться. Он мне за последнюю неделю так и не заплатил.

– А он – это не Калес Лисицын?

– Умный, – без улыбки констатировала библиотекарша, – а дурак дураком. И он идиот, раз в такое вляпался.

Грошев поднял валявшуюся рядом пару джинсов.

– Значит, жив гвардеец.

– Это ненадолго, – успокоила его бабка, возвращаясь к тарелкам.

Короткие штанины он подвернул, превратив брюки в бриджи, широкий пояс был стянут ремнем. Черную рубашку сменила футболка, череп отправился в рюкзак, как и скомканное байковое одеяло в синюю клеточку.

– Садись, – позвала бабка. Его желудок требовательно заурчал.

Она с молчаливой жалостью смотрела, как он ест. Беззвучно работал телевизор. На пузатом устаревшем экране красивая девушка насыпала в голубые миски пшеничные хлопья. Ей улыбались мужчина и два кудрявых малыша. Слишком широко. Грошев в жизни не встречал настолько идиотски счастливых людей. Теперь он точно эти хлопья в рот не возьмет.

А Макс смотрел прямо перед собой, механически поднимая и опуская ложку. Он пытался поймать вертевшуюся в голове мысль, которая показалась ему очень важной, когда он вытаскивал из кучи на полу гвардейский китель. От усталости голова работала плохо, а от горячей еды начало клонить в сон.

– Можно спросить? – Парень отодвинул пустую тарелку.

– Можно. Хуже тебе уже не будет.

– Когда я в прошлый раз ел за этим столом, вы жаловались на постояльца, что он уехал, – начал он издалека.

– И?

– Он уезжал один? Когда вернулся?

– Вернулся через день. Один. Но вернулся и ездил – разные вещи, он мог команду болельщиц по дороге подобрать, а мне не доложить. – Она встала и пошла за чайником. – Чем тебя мой жилец заинтересовал?

– Тем, что вместе со своей красивой сестренкой смотался в Троворот и перерезал горло моему папаше.

Чайник с грохотом опустился на плиту.

– Перерезал горло?

– От уха до уха. – Макс улыбнулся.

– Вон оно как. – Библиотекарь взяла кружки и поставила на стол. – Тебе, конечно, виднее, но…

– Что? – Предчувствие острой иглой кольнуло живот.

– Куда ездил и чем занимался мальчишка – не знаю, но Настенька, – слышать из чужих уст уменьшительно ласкательное имя девушки оказалось болезненно, – была в лагере. Тем вечером она помогала мне книги расставлять.

– Уверены?

– Не веришь? Спроси у Вишневской. – Кипяток разлился по кружкам, согревая фарфор. Макс выдохнул, лед, который, казалось, поселился в груди навечно, стал таять. Каждый вдох давался легче предыдущего. Все-таки она не убийца. Не Лиса перерезала горло старому алкоголику. Хотя, видят боги, тот заслужил порез на горле. И не один раз. Макс сам не мог бы объяснить, почему это так важно для него, но чувство облегчения было слишком большим, чтобы проигнорировать.

Беззвучную рекламу сменило черно-белое изображение. Вполне узнаваемое, кстати. Собственное лицо на листовках «их разыскивает корпус правопорядка» даже не особо удивляло. Теперь у них с Калесом есть что-то общее.

– Каждый час крутят, – известила библиотекарша. – Вооружен и очень опасен.

Картинка сменилась, и диктор в костюме о чем-то сурово информировал зрителей.

– В чем обвиняют?