Первый ученик

- А, это ты, - спокойно встретил его математик. - Входи. Ну что, за ум хочешь взяться? Садись сюда. Ну какие твои горести? Отстал? Но ведь ты второй год сидишь. В прошлом же году проходил это?

- В прошлом году… - опустил глаза Самохин, - я это тоже пропустил.

- Так-так… Ну что ж, давай позанимаемся.

Адриан Адрианович сел рядом с Самохиным и стал разглаживать свою огромную бороду.

- По-гречески у тебя все-таки колы, - сказал он вдруг, - и по-русски тоже. А? С этим как будешь?

Самохин вздохнул, посмотрел в глаза Адриану Адриановичу, набрался было решимости, хотел сказать: «Да что, придирается ко мне Афиноген Егорович», но в последнюю минуту потерял храбрость и потупился.

Адриан Адрианович встал и зашагал из угла в угол. Вдруг остановился среди комнаты и сказал сердито:

- Всегда у тебя другие виноваты. Впрочем… А ты скажи, почему это Афиноген Егорович к тебе так? А?

Самохин даже привстал. Такого вопроса он не ожидал.

- Я… Я… - сказал он, - не знаю… Он давно так. Весь класс спросите.

- Да я не класс, а тебя спрашиваю, - пряча в бороду улыбку, сказал Адриан Адрианович. - Впрочем, я сам знаю. Я, брат, когда был студентом, тоже в немилости был. Да ты сядь, чего встал, - меняя вдруг тон, сурово сказал Адриан Адрианович. - Приучили вас навытяжку…

Сказал и, вдруг резко повернувшись, ушел в другую комнату. Самохин продолжал стоять у стола и растерянно глядел на дверь, за которой скрылся Адриан Адрианович. Еще никогда он так не говорил с ним. Ничего как будто особенного и не сказал, а было ясно, что он, Адриан Адрианович, на его, на Самохина, стороне, что он против этого противного Швабры, а может быть, и против всей гимназии - и директора, и батюшки, и Амосова.

«Расскажу Коряге», - подумал Самохин. А Адриан Адрианович в соседней комнате продолжал ходить из угла в угол. Ходил и сердился.

«Откровенничаю, - думал он, - с этим мальчишкой… А мальчишка способный… Лентяй только… Математик из него вышел бы замечательный…»

Вдруг он резко открыл буфет и налил себе рюмку водки. Выпил и обтер рукой усы. Поставил графин на место, подумал, налил еще рюмку и снова выпил. Потом покосился на дверь, кашлянул и, зажав в кулак бороду, медленно пошел к Самохину.

Сели.

Самохин слушал объяснения Адриана Адриановича, пытался сосредоточиться, но мысли его разбегались. Отвлекли новые, как бывает в чужой квартире, предметы. Бронзовый слон-пепельница маячил перед глазами. Хобот у слона был победоносно закинут вверх, и казалось - слон вот-вот затрубит. На стене монотонно постукивали часы.

- Эка, - сказал математик, - рассеянная у тебя натура. Не умеешь себя в руки взять, сосредоточиться. Чучело ты гороховое.

«Чучело гороховое» он произнес так ласково, что Самохин сразу обмяк, и Адриан Адрианович вдруг стал таким своим и близким, что не надо было уже смотреть на слона, на качающийся часовой маятник. Все стало давно знакомым, обычным, и уже ничто не отвлекало внимания от слов учителя. Самохин ближе придвинул стул и даже уперся об него коленом.

- Ну-ну, сиди как следует, - грубовато одернул его математик, но если бы Самохин заглянул ему в глаза, он заметил бы в них много ласки и искреннего участия. - Повтори, - строго сказал математик, - расскажи своими словами все, что я тебе объяснил.

Самохин ожил. Доказывал теорему за теоремой. Адриан Адрианович слушал и покачивал пышной бородой.

- Постой-постой, - вдруг сказал он. - А ты про жизнь великих математиков что-нибудь знаешь?

- Про Архимеда мы учили по истории. О том, как его убили. Убийца занес над ним меч, а он сказал: «Осторожней, не спутай мои чертежи».

- И это все, что ты знаешь?

- Все, - ответил Самохин.

- Мало. А про великих астрономов? Про изобретателей машин? Про физиков? Про Уатта что-нибудь знаешь? Про Фарадея? И вообще, что ты читаешь?

- Я Майн Рида читал… Я…

Адриан Адрианович зашагал по комнате. Вдруг остановился против Самохина и выпалил:

- Эх ты, ученик губернской классической гимназии. В каком году родился Гай Юлий Цезарь? А? Не знаешь? А в каких он сандалиях ходил, не знаешь? А в какую он тогу кутался, не знаешь? А у подножия чьей статуи испустил он свой дух, не знаешь? Ни черта ты, братец мой, не знаешь. Сядь. Единицу тебе, остолопу.

И вдруг Адриан Адрианович разразился хохотом. Самохин растерянно смотрел на него и не знал, как отнестись к словам учителя. Шутит он или говорит серьезно? И, поймав в глазах его лукавые искорки, посмелел и сам засмеялся тихо.

- Мы еще и про Ксантиппу учили, - выпалил Самоха. - Честное слово. Она была женой философа Сократа и облила его помоями.

И вдруг смело:

- Адриан Адрианович, а к чему нам все это нужно знать? Это что, очень важно?

- А ты как думаешь?

- Я? Я думаю, что… Я не знаю.

- Знать все надо, кроме чепухи, - уклончиво ответил Адриан Адрианович. - Историю знать надо, но только не про Ксантиппу и не про помои. И латинский знать надо. Все знать надо. Знания - сила. Это ты пойми. Математику, физику учи… На русский язык налегай хорошенько.

- А закон божий? - осмелел Самоха. - У нас вот некоторые говорят, что…

- Ну? - с любопытством уставился на Самохина математик. - Ну, чего ж ты умолк?