Грачик не заметил ни тропинки, ни какого-нибудь характерного камня, которые позволили ей опознать поворот. Но она шла уверенно; так же уверенно двигался за нею Кручинин. За ним шел Грачик, изредка спотыкаясь о торчащие острые камни, покрытые талым снегом. Он вздохнул с облегчением, когда наконец проводница остановилась и сказала:
– Здесь.
Однако это «здесь» вовсе не оказалось концом. Нужно было на животе пролезть под огромный камень, висящий так, что, казалось, он вот-вот обрушится от малейшего прикосновения.
Грачик внимательно оглядел камень и тщательно обследовал вокруг него землю. Он изучил при свете карманного фонаря проход, по которому предстояло лезть.
– Вам не кажется, что подход к такому сокровищу они могли преградить миной? – спросил он Кручинина.
– Они много потеряли бы в моих глазах, ежели бы проход сюда был свободен всякому желающему, – ответил тот.
После тщательного исследования Грачик протянул Кручинину найденный им конец электрического кабеля. Остальное было ясно без объяснений.
– Остается убедиться в том, что они не обеспечили взрыва вторым замыкателем, – сказал Кручинин.
Грачик с той же настойчивостью продолжал поиски, пока не убедился в отсутствии второй проводки. Тогда он быстро и ловко обезвредил мину. Проход был открыт.
Друзья проникли в небольшой естественный грот и убедились в том, что там действительно спрятано несколько крепких деревянных ящиков. Кручинин решил не вскрывать их; прикинув их вес, друзья убедились в том, что они действительно наполнены чем-то очень тяжелым. Это с одинаковым успехом могли быть ценности или бумаги… Скорее всего, то и другое.
Уверенность, с которой действовала дочь кассира, окончательно убедила друзей в том, что она была здесь не в первый раз. Она и не отрицала того, что приходила сюда с отцом, чтобы помочь ему забрать по требованию немцев содержимое одного из ящиков.
– Это были бумаги? – поспешно спросил Кручинин.
– Нет, драгоценности.
На этот раз Грачик имел возможность слышать громкий вздох облегчения, вырвавшийся из груди его друга. Он решил напомнить ему, что не следует громко выражать свои эмоции, в особенности при посторонних.
Убедившись в том, что Рагна давеча вечером сказала им правду, друзья отправились в обратный путь. Как только они дошли до шоссе и могли больше не бояться заблудиться, Кручинин предложил Рагне идти вперед на почтительном расстоянии. Весь обратный путь был проделан значительно скорее.
Поравнявшись с калиткой своего дома, Рагна подождала их и, быстро оглядевшись, прошептала:
– До свидания…
Кручинин приостановился, любезно приподнял шляпу и вдруг быстро спросил:
– Скажите, что это за ботинки стоят у вас в прихожей?
– В прихожей? – спросила она, как бы силясь сообразить, о чем идет речь.
– Этакие большие мужские ботинки, немного грязные и с поцарапанными носами.
– Ах, эти! – сказала она с очевидным облегчением. – Это ботинки отца.
– Куда он ходил в них сегодня?
– Не знаю… Право, не знаю. Если хотите, я спрошу его.
– Нет, нет, не делайте этого, прошу вас.
– Вероятно, он заходил, когда меня не было дома, и оставил их потому, что они промокли… Хотя нет… позвольте… Утром они стояли в кухне. Значит, он зашел, чтобы надеть их, вышел в них и, промочив, снова снял. Только так. Да, вероятно, так оно и было.
– Благодарю вас за объяснение, фрекен Рагна. Вы… очень умная девушка, с вами приятно иметь дело. Очень прошу вас не беспокоить кассира расспросами об этих несчастных ботинках. Так будет лучше. Обещаете мне?
– Если это нужно…
– Очень нужно.
Хлопнула входная дверь, и друзья остались одни. Кручинин несколько мгновений стоял в раздумье, потом молча пошел прочь, как будто никого, кроме него, тут и не было.