Первый в списке на похищение

– Ты не думаешь о том, что говоришь слишком обидные вещи?

– Нет! – резко ответил Белозерцев.

– Мог бы быть потеплее, понежнее…

– Вот именно – потеплее, понежнее, – не выдержал Белозерцев, напрягся и, наконец содрав с ноги второй ботинок, раздраженно отшвырнул его в сторону. Удивился тому, что может еще с Ириной говорить нормальным голосом, – потеплее, понежнее… У нас сына с тобой украли, сына, а ты?!

Непрочен все-таки человек, слаб, дунь – и пепловым, песчаным столбом ссыплется под ноги, вот и Белозерцев такой же – на него дунули, и он оказался пеплом, ссыпался кучкой на землю. Не смог даже разговор с женой – с бывшей, скажем так, женой, потому им все равно уже вместе не жить, да и осталось Ирине дышать воздухом всего ничего – провести нормально, сорвался. Сорвался, словно дамочка, которую допекают чирьи. Вместо того чтобы говорить холодно и спокойно, он растекся, раскис. Это не украшает мужчину. Да плевать, в конце концов, на то, что украшает и что не украшает, этим пусть специалисты по чирьям занимаются, но то, что он не смог справиться с собой, было неприятно.

Ирина заскулила на той стороне провода.

«Раньше надо было скулить, не сейчас, – зло подумал Белозерцев, – сейчас скулить поздно».

– Прекрати! – произнес он прежним резким тоном.

Ирина незамедлительно среагировала на эту резкость, перестала скулить – все-таки она что-то чувствовала. Прошептала нечетко, словно губы у нее склеились от слез, и слова получились слипшимися:

– Я прекратила… Все, все!

– На некоторое время я сниму с дома охрану, – сказал Белозерцев, – ребята мне здесь нужны. Предстоит кое с кем встретиться…

– Да-да, – поспешно согласилась Ирина, – они в соседней комнате, я сейчас позову.

– Подожди! – Белозерцеву показалось, что кто-то еще слушает их разговор – словно бы притаился в притеми двери человек, выставил большое хрящеватое ухо наружу и все засекает. Белозерцев вгляделся в дверь – есть там кто-нибудь или нет? Дверь, вернее, сам тамбурок, в котором она была утоплена, чернела пустотой. Никого. Но тогда откуда же ощущение, что его подслушивают? Неприятное чувство, от которого охота засунуть голову в землю. Но разве раньше его не прослушивали, разве два его разговора со Зверевым не были засечены? Он поежился, словно бы от холода, свел вместе лопатки, развел. – В шесть часов вечера у меня встреча. С этими самыми…

– С похитителями, – подсказала Ирина.

– Да, если можно их так назвать, – голос у Белозерцева выровнялся. – Не знаю, брать мне на это первое свидание деньги или не брать? Если возьму, то мне понадобится вся служба «Белфаста», все люди, – он врал, не боясь, что Ирина раскусит его. А ведь если она раскусит его, то, вполне возможно, сделает следующий ход – уйдет из дома. Исчезнет. И вряд ли он тогда ее найдет. И Выcторобец не найдет. Но Белозерцев не боялся этого. И деньги, хоть они и собраны целиком, нельзя отдавать все сразу, пока он не будет держать Костика за руку, пока не посадит его в собственную машину под охрану Бори. Белозерцев закряхтел, словно на плечи ему взвалили тяжелый мешок. Пора было заканчивать разговор. – В общем, ты все понимаешь, – произнес он бесцветно.

– Конечно, конечно…

– Потом я этих ребят снова верну в дом, – Белозерцеву было важно убрать охранников, которых он сам же и привел в квартиру. Но тогда, четыре часа назад, была другая ситуация. Если он не уберет Фоминых, то у Высторобца могут возникнуть сложности. – Собственно, они со мной же и вернутся, – сказал Белозерцев. – Ты согласна?

– Согласна, – поспешно и обреченно отозвалась Ирина.

– А теперь позови к телефону кого-нибудь из этих орлов. Любого.

– Сейчас, сейчас, – поспешность Ирины, обреченность ее ослабшего голоса, покорность снова вызвали у Белозерцева приступ злости.

– Слушаю вас, – громыхнул в трубку бодрый солдатский бас.

– Это кто? Володя, Андрей? Андрей, возвращайтесь с братом в контору, вы оба нужны здесь. Машину посылать за вами не буду, в разгоне нет ни одной. Доберетесь общественным транспортом. Лады? Ну и хорошо. Нет, Ирине Константиновне трубку не надо передавать, мы с ней обо всем договорились… – но тем не менее голос Ирины снова раздался в трубке. Слушать ее Белозерцев уже не мог, вытянулся резко, словно по спине его мазнуло свалившимся с крыши камнем, дернул плечом, сопротивляясь боли, которая должна была вот-вот оглушить его, и резко бросил трубку на аппарат.

Уже стоя под душем, мотая головой от частых сильных струй, он услышал, как «панасоник» зазвонил вторично. Голос у телефона на этот раз был блеющим, бараньим, жалобным – позвонил, позвонил «панасоник» и умолк.

20 сентября, среда, 16 час. 40 мин.

Через пять минут после разговора Белозерцева с женой Звереву принесли пленку с записью. Зверев внимательно прослушал ее, покхекхекал в кулак, прослушал снова. В глазах у него промелькнуло недоумение: