Первый великоросс

Уклис долго плакала на груди Кроути. Тот произвел дознание и виновных наказал. Грешники с подрезанными лбами не должны были являться в племя до желтых листьев. Им запрещалось также искать пристанища в других окрестных племенах. Таков тут был закон. Из шести высланных пятеро вернулись, покусанные зверьем. Один, говорили, погиб.

Красавица окунулась в отчуждение со всех сторон. Сама тоже ни с кем не хотела говорить — лишь изредка подсаживалась к самым заядлым сплетницам. Говорила вечерами с Кроути, но дерзко и непристойно…

Появились русские. Среди них — огромный, спокойный мужик, на десяток лет старше ее. С внимательными серыми, при виде ее — мальчишескими! — глазами. Какая нега разливалась по ее телу те два раза их лесных уединений!..

* * *

На Лысой горе Сыз поведал заговорщикам суть беседы с Кроути. Сам такожде превратился в участника тайного скопа.

— Уклис надь пристраивать к нашему семейству, — советовал Сыз. — Я сам с ней буду спать.

— От тебя сором пойдет на кажного русского мужика! — злился на зряшное предложение деда Пир.

— Я рядом сплю с Сызом — деда в обиду не дам! — скалился Синюшка.

— Бросьте молоть пустое! Поселись она к нам — будем шататься по двору, аки призраки, с некошным блазном в головенках! — оборвал всех громкий Ижна.

— Мне она не потребна…. — тихо сказал между прочим Синюшка.

— Дык што ж делать? — недоумевал Пир.

— Потому как нам взять ее нельзя — Юсьва пущай заберет! — объявил Ижна. — Круть нам даст народ, построим еще дом за нашей городьбой. Крутю речем, што девка евонная будет при нас — токмо муж будет Юсьва: за обоими поглядим. И Лесооку корысть. Можно и Синюшку с Проткой к ним поселить.

— Ну ее, образину бесовскую! — воспротивился молодой. — Стройте дом и мне… — проговорил он, смущенно улыбаясь пожилым.

— Батюшка милый, а как же Ростов? — пропел Пир.

— Ростов не убежит дале, чем есть… Зато будет куда вернуться! — выкрутился Синюшка.

Сыз молчаливо о чем-то думал. Мыслями отсторонился от беседы. Глядел вокруг, вспоминая такие же места, как эти, из своего детства и юности. Народился почти век назад в таких же холодных краях. Рос, мечтал белыми ночами одинокой юности… И помирать счастливится тут же. «Но я не из этих, не из лешаков… В Киеве учить молву ведь не пришлось…» — подумал с гордостью тщеславный старик и вновь обратился к товарищам.

Рядили, как свести вместе Юсьву и Уклис… Лешаки-то устроены так, что нельзя их ни уговорить, ни запугать, ни одарить чем-то… Дикари противные — и все тут!

…Вечером, поедая крупенник, запаренный в молоке, Сыз начал обработку ни о чем не ведавшей пары.

— Расширить нам надобно свое хозяйство… — Пожевав беззубым ртом, собрался с верными словами дед. — Время настало… Мы стареем, и мяса нам не шибко желается… — Оглянул Стрешу со Светояром, проверил по лицам остальных правильность начала. — Крупешку во млеке душа волит все охочей…

Пир, Ижна и Синюшка кивали головами.

— Што ты, дед, тянешь? Молви, че надумали! — не выдержала Стреша.

— Не зело на меня серчай, доча. Я — ветх скулами, послаб умишком… Сказал бы споро — кабы споро совладал.

Стреша со Светояром ждали невероятного, но ни полсловом не торопили старика — ведь тот мог и вообще не продолжить сказ. Пир готов был подхватить речь Сыза, заметно нервничая от дедовой передышки.

— Пора нам, други, впустить новых людишек в свой двор.

Стреша посмотрела на Светояра, поняла, что он также в неведении.

— Брось терпение колыхать, сноровись, деда! — подперла лицо руками молодица и перестала жевать.

— Все хлопоты молодецкие — оттого што сносить охоту не можете! А вы потерпите — куда вам торопиться?

— Слухайте меня, — провозгласил Пир. — Круть, наш дальний сосед, через Лесоока нижайше бьет челом ради сведения в семейное гнездище своей дщери Уклис и Лесоокова кметька Юсьвы…

Как и ожидалось, все, кому посвящено было краснобайство это, пооткрывали рты. Пир посмотрел на удоволенного друга Ижну и продолжил:

— Нам выгоды нет никакой отказать обоим просящим вожам, а посему — токмо по нонешнему их докучению — мы решили отстроить им хоромину вблизи нас.

— Это почему здесь-то, отцы родные? — не понимала обескураженная женщина.

— А я вот тебе, дочка, поясню, — заговорил Ижна. — Поселись он там — недовольны Крутевские парни: поселись она у Лесоока — невсутерпь богомолам.

— И што ж, вы за это худое дело, отцы родные? — очень громко, почти криком, спросила Стреша. — Пущай селятся отдельно — хоть на краю, хоть за краем.

— А мы за это дело сполна, нам не внять вожам нельзя! — строго отрезал Ижна. Сыз по-княжески прокашлялся и расселся, уставясь на Светояра со Стрешей. Синюшка вышел на улицу.

Вечер был не из теплых. С ухода солнца тянул зябкий, влажный ветерок. Наступала пора убирать овес. Дальше следовала година уборочной для ржи, пшеницы… Из леса понесут орехи… Время сборов — ответственное и благодарное, премного греющее душу отдачей от хлопот.