Песчаный колокол

Идти к Ваксу не было смысла – он бы ни за что не смог отбить свою глину, а в полиции его бы послали или, того хуже, – приняли бы за буйного. На минуту Герман задумался о том, что перед смертью можно было бы полить «Вазу» бензином и поджечь. Да, он мог бы отомстить проклятому предателю, и ему бы ничего за это не было. Но так бы он навредил ещё куче ни в чём не повинных людей, а это совсем не поможет ему в возможной реабилитации. Сейчас Герман думал только об одном – спасении собственной души. Только теперь ему пришла в голову мысль о том, что до недавнего времени он всегда был бессмертен, пока участвовал в круговороте. Он жил раз за разом, умирал и рождался, создавая мир вокруг себя, и всегда имел второй, третий, пятый шанс на то, чтобы стать тем, кем требует стать его душа. Возможно, однажды он уже был великим – кто знает, как распоряжается судьбой то место, куда дождём проливается жизнь, чтобы смешаться с землёй и снова стать жизнью.

Герман чувствовал, как потерял нечто намного важнее и ценнее, чем время и новое тело. Он потерял место в этом мире.

– Вы готовы? – спросил Осирис как всегда внезапно, но на этот раз Герман даже не шелохнулся.

– Пора?

– Да.

Герман подошёл к нему и взглянул в пустынные глаза того, кого тысячелетиями именовали Смертью.

Стены мастерской рухнули, исчезли, испарились. Вместо потолка над головой нависло тяжёлое, взбитое, словно тёмные сливки, небо. На голову с него летели черные капли размером с маслину.

Осирис рухнул на колени и, вознеся руки к небу, обрушил их на землю, засадив почти по локти. Герман смотрел на него, словно загипнотизированный. Никогда ещё он не видел такой прыти и силы. Мужчина сгребал землю, словно кремовый торт, – ложками и ни разу не остановился. Он не издавал ни звука или же все звуки заглушал сегодняшний гром, что без конца проверял на прочность небеса.

Герман упал на колени и хотел было запустить пальцы в землю, но не смог. Что-то внутри него сломалось, умерло, испарилось. Он чувствовал, что сама судьба противится его перевоплощению. Скульптор вдруг ясно прочувствовал на губах горький, режущий нёбо вкус безысходности. Как бы он ни старался, что бы он ни делал, но всё обязательно пойдёт против него. Просто он наконец понял, что же на самом деле произошло. Тот кот был не просто животным, которому никто не придаёт особого значения, если он – не вымирающий вид или не заморская диковина. Этот обычный белый непородистый комочек шерсти был частью той пустыни, куда дождём ссыпаются миллионы жизней. Внутри него хранилась целая вселенная душ. Кто знает, ведь в нём могли быть и родители Германа, его рано почившие друзья и знакомые, а ещё многие-многие другие, кто когда-то жил, любил, мечтал. Чем глубже Герман копал, тем невероятней и серьёзней представлялся ему этот обычный банальный и совершенно серый мир. Сыграв в нечестную игру с жизнью, Герман, по сути, поиздевался не просто над одним несчастным котом, он поиздевался над всеми живыми и мёртвыми в его лице, и это было омерзительно.

Когда до конца сборов оставалось с десяток вздохов, Герман всё же собрал немного глины в оба кулака, чтобы просто прочувствовать напоследок соприкосновение с жизнью, с круговоротом, со всеобщим замыслом, который вот-вот должен был обойти его стороной. А потом он помог Осирису сгрести собранное сырьё в разложенный на земле пиджак.

Пустыня исчезла. Осирис стоял на коленях перед Германом, его пальцы пробили паркет и часть бетонной стяжки мастерской – видимо, он пытался собрать ещё глины перед тем, как время закончилось.

Поражённый произошедшим, Герман молча стоял над ним и не мог найти слов, хоть и знал, что сказать что-то нужно. Осирис медленно поднялся с колен и отряхнул ладони друг о друга. Его брюки были изодраны, пиджак был забит под завязку глиной, которой всё равно не хватит даже на треть фигуры.

– Зачем Вам это? – спросил, наконец, Герман, когда оцепенение немного попустило его.

– Затем, что мне нужен скульптор.

– Но я же нарушил столько всего…

– Но Вы же всё поняли.

– Если честно, то понял это только сейчас, а Вы взялись мне помогать, даже не убедившись в том, что я осознал всю серьёзность сделанного. Это так странно, я не знаю, что сказать.

– Мне ваши слова не нужны. Делайте свою скульптуру, у вас ещё есть время.

Осирис поднял узелок пиджака с пола и, водрузив на стол, распустил.

– Я… Я хочу поблагодарить Вас от чистого сердца, Вы… Вы удивительный, но… Боюсь, этого количества всё равно не хватит.

Герман подошёл к столу, взял в руку немного глины и, закрыв глаза, сжал её как можно сильней. В ушах еле слышно зазвучали голоса, от которых у скульптора прошибло слезу.

– Вам не хватит этого на то, что Вы планировали, но вполне достаточно для того, чтобы начать новый срок, перезапуститься, исправить свои ошибки.

Герман открыл глаза и заметил, что вместо порванных брюк на Осирисе сидят совершенно целые и даже выглаженные штаны, правда, почему-то опять не новые.

– Что Вы имеете в виду?!