Пещера Лейхтвейса. Том второй

— Помиловали? — пронзительно расхохотался Риго. — Вы видите, граф Батьяни, как меня помиловали. Мне оставили жалкую жизнь, но у меня отняли больше жизни. Меня лишили всего, чем жив человек. У меня отняли зрение, меня ослепили, сделали из меня слепого нищего, и виновны в этом только вы, граф Батьяни. Вам стоило сказать одно слово, и я был бы спасен. Моя участь была в ваших руках, но вы сказали: «Вешайте его!» А если меня не повесили, то этим обязан я уж никак не вам. Тем не менее вы были обязаны мне благодарностью. С опасностью для собственной жизни я вывел вас из висбаденской тюрьмы, где остался бы узником, если бы меня не спас Макензи. А как вы доказали вашу благодарность тому, кто с вами все время делил и горе и невзгоды? Отвечайте, граф Батьяни, или я задушу вас на месте. Отвечайте, почему вы бросили на произвол судьбы меня, вашего преданного слугу?

— Я все объясню тебе, Риго, — прохрипел Батьяни, — клянусь тебе в этом, я выясню все. Но только отпусти меня теперь, за мною — погоня. Меня преследует человек, которого я боюсь больше всего на свете. Ты знаешь его — это разбойник Лейхтвейс, мой злейший враг.

Риго расхохотался.

— За тобой гонится Лейхтвейс? — вскрикнул он. — Вот это мне на руку! Лучшего палача для тебя трудно отыскать. Я сам слишком слаб и не могу наказать тебя, как ты того заслуживаешь.

— Ты с ума сошел! Неужели ты хочешь выдать меня Лейхтвейсу?

— Я выдам тебя ему, граф Батьяни, — заревел Риго, — так же, как и ты выдал меня! Я отлично знаю, что побудило тебя не вступиться за меня и почему ты хотел, чтобы меня повесили. Твой слуга Риго был посвящен во все твои тайны, во все твои злодеяния и преступления. Тебе нужно было избавиться от сообщника, так как ты боялся, что когда-нибудь я проболтаюсь, если ты не поделишься со мной своей добычей. А я наверно проболтался бы, так как ты скуп и жаден. И почему это я называю тебя еще графом? Я ведь отлично знаю, что этот титул тебе не принадлежит. Ты — сын цыгана Лайоша и графини, и я могу указать, кто настоящий граф Батьяни. А ты — авантюрист, мошенник, проходимец!

Изрыгая все эти ругательства, Риго прижимал свое искаженное злобой лицо к лицу Батьяни, обдавая его смрадным дыханием. Батьяни чуть не лишился чувств от ужаса и отвращения. Он уже слышал быстрые шаги Лейхтвейса, который кричал:

— Кто бы вы ни были, не выпускайте графа Батьяни! Вы получите большую награду. Вы держите гнуснейшего предателя, величайшего изменника.

— Ты слышишь, как тебя величают? — проговорил Риго. — Эти прозвища радуют мою душу. Мне хотелось бы, чтобы Лейхтвейс не убил тебя, а сделал то же, что сделали со мной. Ты должен ослепнуть. Знаешь ли ты, что это значит? Имеешь ли ты понятие об адских мучениях того, кто обречен на слепоту? Слепота! Это слово заключает в себе все ужасы ада. Умереть не трудно. Но находиться в живых и не видеть, не знать, когда наступает день, когда он сменяется ночью, не знать, друг или недруг встретил тебя, не знать, находишься ли ты на краю пропасти или на берегу реки, не знать, что ожидает тебя на следующем шагу — вот это ужас… Вот это пытка! У слепого нет радостей. Он не видит ничего, что может радовать. Ему безразличны старуха или молодая девушка, король или нищий, зачумленный или здоровый человек, он не может различить их. Он безволен и беспомощен. Если бы даже он обладал силою Самсона, то все же малый ребенок мог бы свалить его с ног. Вот такое состояние, и все эти пытки я желаю пережить тебе.

Батьяни мало-помалу пришел в себя от охватившего его оцепенения. Он понял, что нельзя терять ни одной секунды.

— Пусти, — заревел он, — или я убью тебя!

— Убьешь? Неужели ты думаешь, подлец, что этим можешь меня устрашить? Смерть явится для меня избавлением, и ты сделал бы мне милость, если бы убил меня. Но я не боюсь этого. Даже если бы ты сразил меня, то я все-таки не выпущу тебя, пока не явится Лейхтвейс. Труп мой помешает тебе уйти. Скорее я отказался бы еще раз от зрения, чем от наслаждения отомстить тебе.

— Прочь, мерзавец! Я стряхну тебя, жалкий калека! Ты не страшен мне.

Батьяни напряг все свои силы, чтобы вырваться из цепких рук Риго. Но усилия его были тщетны. Костлявыми руками слепец вцепился в него и обвил его, точно стальными кольцами; он все сильнее и сильнее сжимал Батьяни и даже ногами обхватил его, причем повис на беглеце тяжестью всего своего тела.