Пещера Рыжего монаха

Федя поймал на себе сочувственный взгляд Василида и спросил с неестественным воодушевлением:

— Ну, когда дальше будем копать?

Аджин, растянувшийся в блаженной позе на куче тряпья, взглянул на Федю снисходительно, как на больного.

— Что-нибудь другое спроси, душа моей души. Я не дурак, чтобы еще из-за одного кувшина столько времени тратить.

Но у Феди еще теплилась надежда. Он указал на заваленный проход:

— А вдруг каких-нибудь, два метра и отделяют нас от настоящего клада. Как ты думаешь, Василид?

Послушник смутился — очень не хотелось огорчать друга.

— Сейчас нет времени работать: отцу Георгию нездоровится, нельзя его оставлять.

— Не огорчайся, дорогой, — снова заговорил Аджин. — Ты же не колдун, чтобы найти то, чего нет.

Федя закусил губу.

— Ну, домой пойдем, — сказал, поднимаясь, Аджин. — За золотом после с ишаком придем.

В молчании они подобрали инструменты, загасили свечи и поднялись наверх. Федя шел последним.

За то время, что они провели в подземелье, вокруг все изменилось. Горы затянуло зловещей сизой мглой. В небе время от времени погромыхивало. С севера тянуло холодным ветерком.

— Дождь будет, — сообщил Василид, — надо поторапливаться.

Аджин, усмехнувшись, отозвался:

— Сейчас такое, дорогой, будет, что никуда торопиться не надо.

Словно в подтверждение его слов, на мгновение тусклый зеленоватый свет озарил все вокруг и страшный удар грома, обрушившийся с небес, заставил ребят пригнуться.

— Господи, Илья Пророк! — вскрикнул Василид. Он упал на колени. Федя с Аджином втянули головы в плечи.

Налетел холодный ветер. Он хлестнул по деревьям и, сорвав с них последние листья, засвистел среди ветвей. Тучи, одна чернее другой, бурлили в небе и почти касались вершины Святой горы. Мрак сгустился еще больше, его то и дело прорезали вспышки, вслед за ними оглушительно взрывался гром. На глазах у мальчиков молния ударила в склон соседней горы, и стоявшее на нем одинокое дерево разом вспыхнуло.

Еще минуту спустя полил дождь. Его потоки все уплотнялись и наконец слились в сплошную стену от земли до неба. Мальчики стояли под каменным навесом, но ветер, метавшийся среди развалин, то и дело швырял в них щедрые брызги. Рясу послушника вздувало выше головы.

— Бежим в подвал! — вскричал Аджин. — Даром мы, что ли, его откопали! — Он бросился к лестнице, за ним Федя и Василид.

В подвале теперь было куда теплее и тише, чем наверху.

— Здесь нас никакой Афы[42] не достанет, — сказал Аджин. Друзья сняли верхнюю одежду и развесили ее по стенам сушить. Возбуждение, вызванное неистовой бурей, подняло у всех настроение. Снова засветили оставленную свечу.

— Давайте мед есть! — воскликнул Аджин. Не дожидаясь согласия ребят, он бросился вверх по лестнице и, спустя немного, принес в котелке дождевой воды и очищенную от коры палку. Палку он разломил на три части и две протянул друзьям.

— Это вам вместо ложек.

Сам он опустил палку в кувшин и накрутил на нее густую тягучую массу.

— Отравишься еще… — предупредил Федя, — ведь сколько лет стоит.

Аджин отмахнулся. Он откусил с палки мед и отхлебнул воды из котелка.

— Хорошо! — поцокав языком, сообщил он.

Федя и Василид, хоть и с опаской, последовали его примеру, а попробовав, уже не могли оторваться.

— Ешьте! — подбадривал Аджин, — здесь на неделю хватит.

— Тепло-то какое от меда в животе, — улыбаясь, сказал Василид. Федю еще не оставляли сомнения.

— Странно: с чего бы это хозяева столько меда бросили?

— Дураки были, — снисходительно отозвался Аджин. Предположение Василида было рассудительнее:

— Вход камнями завалило, вот и остался кувшин меда несъеденным.

Пиршество друзей продолжалось. Блаженная теплота разливалась по их телам.

Вдруг они поняли, что страшно симпатичны друг другу. Василид то и дело беспричинно смеялся и был разговорчив, как никогда. У Феди отлегло от сердца, улетучились переживания, связанные с Асидой; Аджин был горд тем, что сумел ублажить друзей. Разговор стал оживленным. Говорили все сразу, почти не слушая друг друга.

— Пойду еще воды принесу, — сказал Аджин и вскочил на ноги. Но его качнуло так, что он сел, где стоял, и превесело рассмеялся. Глядя на него, расхохотались и Федя с Василидом.

— Сиди уж, — сказал Федя.

Они не замечали, как замедлились движения их рук, а языки отказывались служить. Они потешались друг над другом, когда кто-нибудь не мог выговорить слово. У Василида перед глазами разливался радужный свет, в котором вспыхивали лучистые звездочки. И когда блаженство в душе достигло предела, он ощутил на лице легкие дуновения: то, мягко трепеща крыльями, слетали к нему с небес херувимы. Он что-то пролепетал, свесил голову на грудь и замер.