Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Конечно, нет! — сказал Бис, щедро улыбаясь кривым лицом, вследствие чего, показалось, ему мало сейчас кто поверил.

— При устройстве засад мины надо ставить на неизвлекаемость? — спросил Сом.

— При засадных мероприятиях с минированием данная тактика не имеет больших перспектив, так как в этом случае мины ставят с расчетом на внезапный для врага подрыв, а не на то, что их будут обезвреживать…

— Чего — то наскучили мне ваши разговоры! — зевнул Абхаз. — Может к тёлкам поедем? — предложил он.

— Абга — а! — возмутился Медведчук, но его слова утонули в хохоте Абхаза, который грянул как гром среди стен, за которым никто враз стука в дверь не расслышал.

— У нас там закрыто, что ли? — спросил Медведчук.

— Да открыто, как всегда! — донесся из коридора недовольный голос Ильича. — Не дом, а проходной двор! — закашлялся он спросонья и засеменил на кухню.

— А чего стучал?

— На всякий случай, чтобы не напугались! Будете трусливо за пистолеты хвататься — чего недоброго сослепу ещё пристрелите — я — то вас знаю…

— Не ворчи! Будешь — пятьдесят?

— Я сюда за таблеткой пришёл. — Скверным голосом сказал старик. — Где — то оставил Индапамид…

Ильич закопошился на кухне и все о нём тут же забыли, так он и вышел никому неинтересный.

— Устроим перекур? — предложил Абхаз. — Кто со мной? Никого? — искренне удивился он. — Один дымлю? — Абга отправился на балкон в компании Игоря, заведя какой — то разговор и динамично размахивая руками в окне.

Со стороны старого терминала в чёрно небо взвилась длинная вереница трассеров, на мгновение озарившая тёплый лиловый вечер. На короткий миг она заняла внимание тех, кто был на балконе, но не произвела никакого даже маломальского впечатления, может быть потому, что окна «восточных казарм» предусмотрительно выходили на обратную сторону. Песков заговорил с Мушни о спортивном питании, Соломин звонил по телефону. Бис остался за столом молчалив и застенчив и звонить — телефона у него снова не стало — ему было некому, кроме… конечно, он подумал о Кате, совсем быстро подумал и больше не стал: Кате бы не понравился его голос. По голосу бы она вмиг поняла, что он вмазанный, бросил Егор взгляд на Витьку: его словечко. Вспомнил о матери. О матери Егор вспоминать не любил, не то, что бы не любил её, совсем наоборот, но за всё время вообще не вспомнил ни разу и сейчас не стоило: матери точно не понравилось бы, что он задумал и она немедленно пригрозила бы, что откажется от него. А ему и без этого, казалось, что все от него отказались. Звонить отцу тоже было бессмысленно… Кому было всё равно, так это точно ему — у Егора не получилось с ним особой связи… Вернувшись после штурма Грозного домой, рассказывали, что пока шли городские бои отец не пил вообще, не отходил от телека, смотрел новости на каждом канале и запил со страшной силой, когда сын вернулся. В последний раз, когда Егор вернулся с войны насовсем — взглянув на сына, он уже не останавливался. Егор даже чувствовал себя виноватым за это. Много позже, когда Егор виделся с отцом крайний раз — тот пришёл к нему в дом, они вместе выпили и Егор показал отец Звезду Героя — тот покрутил её в пальцах и вдруг серьёзно сказал, что он глупый и не стоило разменивать ногу и руку на эту безделушку. Егор в ярости зашвырнул её за холодильник, так и лежала она там никому неизвестная. С тех пор Егор за один стол с отцом не садился.

«Не стоит бередить прошлое, — решил Егор. — Главное, что отец при матери, мать при отце. Пусть спят спокойно, — взглянул он на часы, — о том, что сын живой — знают и большего знания им не нужно».

Докурив, Цагурия запустил в темноту красный бычок — ракету, развеял рукой остатки дыма, что — то сказал Медведчуку в лицо, оба рассмеялись, вернулись к столу и уселись как по команде. Уличив паузу, Мушни нарушил молчание.

— Давно хотел выразить тебе своё уважение, Егор: ты сильный человек!

— Спасибо… — Егору не раз приходилось слышать подобное, но тут он сперва стушевался, — Мушни всё ещё ассоциировался у него со сверхчеловеком, но не тем, образ которого ввёл один немецкий филолог — имя Егор сразу не вспомнил — для обозначения существа закономерного этапа развития человеческого вида, олицетворяющего средоточие витальных аффектов жизни и превзошедшего современного человека по своему могуществу, а тем, вымышленным персонажем комиксов, придуманным Стеном Ли и Джеком Кёрби, который в историях кинематографической вселенной Марвел был немногословен, застенчив и даже добр, но иногда зеленел от ярости и крушил всё на своём пути, — …я не стою внимания. — Признался Егор. — Обычный я; всегда таким был…