…«Уличная драка — это наглость, помноженная на скорость…», — сказал однажды краповик — начфиз бригады и Егор это запомнил, хотя драться совсем не любил. В драке побеждал тот, кто меньше думал, а Егор любил подумать. Вся его теперешняя жизнь состояла из этого. Любое действие требовало осмысленных взвешенных шагов и подготовки в прямом смысле, даже поход в сортир, где когда — то с лёгкой руки избранного предлагалось мочить террористов. А преследуемая Егором смерть? Тоже ведь была тщательно обдумана и последовательно встроена в определённые события. Когда нет руки и ноги не думать нельзя. А намеренно отключать мозги в таких ситуациях как драка, надо уметь. Бис не умел. У боксёров всегда так, вроде и нечем думать, как многие думают, а в голове целый свод правил.
Решение драться диктуют разные обстоятельства, объективные и не очень, особая обстановка и само отношение к неё. Решение драться не падает с неба. Но в этот раз оно свалилось именно оттуда.
— Бей укров! — неожиданно и зло заорал Песков и бросился первым в атаку.
Никто даже не успел сообразить, что произошло. Игорь, как с ним случалось, забавно хихикнул, бросив хитрый взгляд на Абхаза и Мишу, как бы изумляясь. А Миша посмотрел на Игоря прямым изнуряющим взглядом, как будто раскаивался в предстоящих убийствах.
От прямого удара в лицо, который в результате нелепой случайности и по совпадению нанесли одновременно двое орков, Песков рухнул наземь уже вне сознания.
Массовая драка длилась недолго, но Егор успел сбить до болячек кулак, в давке «потерять» протез руки, получить дважды в челюсть и один раз в глаз, после которого перестал что — либо различать, оступился, потеряв равновесие, и рухнул наземь, словно провалился в яму, долго копошился, будто страдал слабым зрением и искал утерянные в бою очки, неуклюже пытался подняться посреди беспорядочно снующих ног и падающих тел, пока его под руки, будто подцепленного крюком за ворот со дна канавы, не выцепил Мушни своим кран — тельфером.
За пятнадцать минут все вымахались и всё было кончено. Хотя закончилось всё тем, что дозорный Сома истошно заорал 'наших бьют' и восточных стало значительно больше числом. Орки быстренько подобрались и исчезли, как и не было. Егору досталось прилично, с понесённым ущербом он был согласен, понимая, что было бы несправедливо, если бы кто — то пострадал сильнее, потому как вся эта ситуация случилась по его вине. Меньше всех в драке досталось Песку, после нокаутирующего удара, того кто — то перетащил к песочнице, где он и пролежал, приходя в чувства.
В дверях квартиры нежданно и снова появился Ильич, застав Пескова с мороженной курицей у разбитого носа, остальные приводили себя и одежду в порядок.
— Слыхали? — сказал он раздражённо. — Опять эта свора с кем — то сцепилась — весь сон перебили… — широко зевнул Ильич. — А вы чего на ночь глядя гардероб перетряхиваете? Уже сыплется?.. Или — вши?
Отношение к шутке Кагарлицкого было сдержанным.
— Орки с нами разодрались…
— Чего вы как дети, а? — раздосадовано произнёс старик.
— Егор какого — то Кощея из ихних отделал…
— И ты туда? — закачал Ильич растрёпанной головой. — Я же тебе говорил: не связывайся с ним?! — протянул Ильич ладонь, будто просил подаяния, на что Абга сунул в неё стакан с водой. — Спасибо, Абхаз. А ты как здесь?
— Стреляли, Ильич!
Все, кроме старика, со страданием в голосе рассмеялись.
— Балбесы, — сухо сказал он. — Идите спать уже!
— Абхаз, может останетесь? — спросил Медведчук. — Места хватит…
— Нет, мы до хаты, не хотим стеснять… А вам ещё Витьку выхаживать, — мотнул челюстью Абга и потрепал Пескова по голове. — Ничего, — добавил он ласково, — до свадьбы заживёт!
— Ага, — буркнул Песок. — Хотелось бы пораньше!
— А чего первым подорвался?
— Сам не знаю. День такой…
Цагурия растёр ушибленное место на своём лице и поправил волосы.
— С утра точно голова болеть будет… — сказал он категорично.
До часу ночи Егор не мог уснуть, болело лицо и всё ему казалось, что он чувствует запах Кощея, оставленный на подушке. Совсем рядом ворочался и стонал во сне Витька и всё просил кого — то о тишине. Наконец, мысли Егора начали путаться, вытесняемые бессвязными мимолетными образами. Возникло лицо Кати, которое колыхалось и подрагивало, и неуловимо превратилось в лицо Анжелы.
«Странно, — подумал Егор, — что её черты до сих пор не стерлись из памяти?»
Катя — Анжела нежно посмотрела на него и сказала:
«…лучше бы ты геройски сдох на войне — принёс семье пользу и гордость. Всё хорошее о тебе сохранили бы в памяти и не видели бы твоих отвратительных пьянок… Ты что, первый на этой планете с протезом? Или думаешь, такие как ты к другим тёплым женщинам ходят? Ты живым приходи, — сказала Анжела — Катя и неласково добавила. — Будь проклят, сгори в своём аду… Дорогу знаешь».
«Потерпи, родная… любимая, — уже во сне пробормотал Егор, — самую малость совсем потерпи…»
ГЛАВА ШЕСТАЯ