Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Что из навесного оборудования у тебя есть: фонарь, сошки, ручка переноса огня? Для каких оперативных задач их используешь?

Боец злобно засопел.

«Два», — загнул он второй, без каких — либо угрызений.

— Дополнительные рельсовые планки есть?

— Неа.

«Три», — закончил он счёт.

— Знаешь, что польза такого цевья сильно преувеличена: якобы его вентилируемая конструкция позволяет быстро остудить ствол и снижает возможности получить от него ожёг?

— Нет. Что это значит? — недоверчиво спросил боец прикрытия.

— Когда в бою или в ходе интенсивной стрельбы, в отверстия твоего цевья попадут — жухлая листва и травинки с комочками земли, животный пух и мёртвые мухи, сухие веточки растений, хвоя и другая легковоспламеняемая дрянь с земли, раскалённый ствол автомата в руках вспыхнешь как спичка — ты будешь убит, занятый в эту минуту тушением пожара.

— Сплюнь, умник! — сказал Заря.

— Да, тут хоть плюй, хоть ссы! Что в самую пору будет… Если ты это не знал, и я тебе глаза на это открыл — выходит, поумней тебя буду.

— Я и вижу: глаз у тебя подбитый!

— Это ты верно подметил! — улыбнулся Бис, нанёс на кальку здоровой рукой незнакомые Заре знаки и приписал пару каракулей сильно похожих на китайские иероглифы. — Теперь сам посуди, конструктив автомата мало чем изменился с момента его создания. Он участник ста двадцати четырёх — с этой, наверное, уже ста двадцати пяти — полномасштабных войн и конфликтов, достаточно успешных для тех, на чьей стороне он выступал. А знаешь, почему?

Заря вскинул бровью.

— Этих штук не было…

Заря немного подумал и сказал.

— А мне нравиться!

— Что сказать: «не польза славится, а что кому нравиться», кажется так говорят, да?

Заря равнодушно кивнул.

— Теперь помолчи, дай мне сделать работу.

Заря уткнулся в прицел, изредка с интересом поглядывая на кальку, куда Егор сносил ориентиры будущих минно — взрывных заграждений.

— Что они здесь делают? — сказал Грищенко вслух.

— «Беркут — один», я «Стрела — два», приём. Четыре цели двигаются в мою сторону. Дистанция — тридцать маленьких.

— Принял тебя, — сказал Грищенко и уткнулся в бинокль:

— Ну, не купаться же они сюда припёрлись?

— …Искупаться бы, а?! — сказал Игорь. — Уж скоро лето закончиться, а я так ни разу и не искупался…

— Ну, а что? Может, давай! — сказал Сом.

— Нет, не выйдет. Времени в обрез. Совещание в обед у комбата — не охота с мокрой жопой сидеть.

— Чего вдруг с мокрой — то? — удивился Сом. — Можно и нагишом искупаться? Погляди — не души!

Витька Песков подобрался к воде и померил глубину ботинком там, где в воду уходила накатанная колея. Боец с позывным «Трубач», осуществлявший прикрытие — именно его сейчас разглядывал через дальномер Егор — застыл чуть поодаль всех и смотрел в противоположную, в отличие от других, сторону, на подлесок.

«Сом, наверное, сейчас рад, что его боец делом занят, а не пыль с ботинок смывает, как Песок!» — решил Бис и отыскал через призму линз Соломина.

Игорь Медведчук опустился на корточки, поднял с земли какой — то предмет и бросил далеко в воду.

— …Не дай бог, ещё рыбу глушить начнут?! — посетовал Грищенко.

— …Сейчас бы удочку! Да надёргать рыбки до вечерней зорьки на жарёху — совсем, как в детстве, мамке на радость!

— А я рыбалку не очень. А вот гранатами половил бы…

Пока все трое стояли у воды Трубач решил отлить и двинул к ближайшим кустам.

— «Беркут — один», я «Стрела — два», приём. На меня вышла цель. Дистанция — пятнадцать малых.

— Сохраняй спокойствие, «Стрела — два»! — сказал Грищенко, у которого дрожали руки.

— Десять маленьких…

— Принял тебя. Спокойно! — сказал Грищенко и уткнулся в бинокль.

— Пять…

— Тихо!

Трубач расстегнул пуговицы на ширинке, выбрал оттуда всю плоть и вывернул её наружу, как скомканный носовой платок из кармана, осмотрел делянку, которую решил удобрить и глубоко задышал, сосредоточиваясь на деле. Несмотря на довольно молодой возраст его давно мучила дисфункция мочеиспускания — цистит или болезнь похожая на цистит, слышал все они сопровождались схожим симптомокомплексом — и это чертовски его раздражало. Он поднял взгляд, уставившись в гущу подлеска и совершенно нечаянно заметил направленный на него из глубины зарослей ствол автомата с «банкой». Трубач онемел. Он вздёрнул руками так, будто одним радикальным жестом разобрался с детородным органом и бросил под ноги, и попятился назад. И — случился выстрел. Он был негромким и всё же приметным, характерным для работы взаимодействующих механизмов. И тот, кто хоть что — то слышал о глушении звука выстрела, бездымности или газоразгруженности и гашении вспышки, однозначно сказал бы: «банка» знает своё дело. И тот, кто однажды слышал в природе этот звук, размазанный будто жирной кистью для акварели, скажет, что никогда безошибочно не определил бы, где его источник, но уж точно не перепутает ни с чем.

— …Блядь! Сука! — вскрикнул Грищенко.