…Межэтажная площадка была загажена человеческим фекалиями и газетными обрывками, которые растащили по углам сквозняки, в воздухе стоял тяжёлый запах экскрементов. Казалось, никогда прежде Бис не испытывал такого изнурительного страха перед тем, что будет дальше, что даже такое убежище не вызвало неприязни и отвращения. Если это началось и должно случиться здесь, что он, собственно, планировал, то оно, это место, совсем не выглядело так как он рассчитывал и что его гибель придёт так скоро и так нелепо, и наступит неизвестно за что. И даже не геройски, как мечтала о том Катя… И в придачу в таком месте: среди человеческого дерьма… — Хотя, — подумал он, — совершенно неважно в чьём дерьме случиться вымазаться перед смертью: человеческом или каком другом… Идущих по следу эта грязь не остановит… — и дальше подумал, — …но — может, замедлить?! Лёжка на лестнице не совсем на ладони; если залечь чуть глубже — противник в прицеле появится раньше… Не укрытие, как хотел бы, но лучше, чем в пустом углу комнаты сдохнуть!» — мгновенно оценив обстановку и выбрав место у свода перил, Егор спустился вниз на площадку, собрал в газету, подобранную здесь же, куски заветренных испражнений и густо затёр ими небольшое окно. На лестнице заметно стемнело и затянуло жутчайшей вонью. У входа вдруг послышались голоса и шаги. Егор стремглав рванул вверх через две ступени — насколько мог это сделать на протезе со страху — далеко не резво, как бывает на родных ногах и адреналином в коленках, который как дополнительная пружина — когда весь, как пружина, как гуттаперчевый мяч. И залёг, примкнув к пистолету глушитель.
Вошедшие вели себя тихо и разговаривали шёпотом. Бис напрягал слух, как глухой старик, приложив ладонь трубой и оттопырив ухо, но ничего не разобрал. Ноги преследователей зашаркали вверх по ступеням, но, ему показалось, не все, — всего двое, — будто кто — то не пошёл и вышел, дважды хлопнув железной дверью.
«Может разделились? Другие пошли дальше? — мечтательно решил Егор. — Хорошо бы!.. Или, может, зайдут в тыл? А может, я ошибся, и их — целый взвод…» — сердце бешено заходилось.
Внизу медлили, дышали тяжело, привыкали к полумраку, осторожничали.
«…В идеале, — решил Бис, — нужно выждать и поймать на лестнице первых двоих, успеть отстреляться в обоих и не попасть под ответный огонь; в противном случае: патроны быстро закончатся, смерть наступит скоро!»
В тишине издевательски не вовремя зазвонил телефон, о чём Бис подумал прежде, чем вообще понял, что звонит у него из кармана куртки. Сердце, будто сбилось с ритма и бешено заходило ходуном. Он отчаянно оскалился и противно застучал зубами, как крошечными молоточками. Шаги на лестнице на мгновение затихли; а может, он просто перестал что — либо слышать вокруг из-за биения пульса в горле — пару секунд было слышно только его и эту гнусавую электромеханическую мелодию.
— Он на верху! — отчётливо донеслось снизу.
Егор закопошился, забарахтался на бетонном полу как тогда, на гимнастическом коврике реабилитационного центра, когда учился на земле грести одной рукой, чтобы плыть. Чтобы сбросить звонок и сделать это быстро, требовалось отложить пистолет — но не сейчас, сейчас делать этого было нельзя, но и протезом тоже ничего не сделать. Перевернувшись на спину, Бис прогнулся в борцовском мостике с опорой на голову, лягнул правым протезом, чтобы согнуть его и, продолжая следить за межэтажной площадкой, стал капаться в кармане, удерживая искусственной рукой пистолет на груди. Вырвав мобильник из складок кармана, перевернулся на живот, ошалелыми глазами заметив на экране номер: нет, звонил не Песков на счёт пистолета, который Егор просил накануне и который уже раздобыл… почему — то он не вспомнил о телефоне раньше и о том, что мог сообщить Витьке о происшествии, нет… звонила Катя. Не раздумывая, Егор без жалости раздавил мобильник пистолетной рукоятью и отшвырнул от себя в сторону.