Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Всё, Бис, решили! А теперь — подожди нас за дверью!

Егор недоверчиво поглядел на Ходарёнка и вышел.

— Уверен, что справишься с ним?

— Уверен, — сказал Медведчук, потупив взгляд.

— Смотри за ним в оба: какой — то он мутный!

— Да нормальный он! Он — скажу вам правду — Герой Российской Федерации!

— Ну, нахуй! Серьёзно?! — офигел комбат. — Реальный?!

— В списках «Героев России» есть его имя.

— Так нахуя он нам?! — снова перестал понимать Ходарёнок реальность и всю эту возню вокруг безногого и безрукого Биса. — Он — точно засланный!

— Нет! — возразил Игорь. — Я его проверил по базе российских коллег. Нормальный он: идейный немного — но это понятно — синдром хронической идеологии спецназа; а так — как все ветераны, когда выпьют — тоскует, сожалеет, готов повторить!

— Ладно! Смотри, — выставил Ходарёнок крепкий указательный палец, — за всё, что натворит этот «герой», несёшь персональную ответственность, понял? И ещё — я больше не хочу о нём слышать, и видеть тоже; определи его туда, откуда он не будет портить мне картину мира, где он будет тих и нем, как в могиле!

Игорь охотно кивнул. У него было такое место: курган Саур — Могила.

ГЛАВА ПЯТАЯ

За дверью, куда Ходарёнок отправил Биса, где бы тот ни мешал, Егор оказался наедине с собственными мыслями, размышляя над тем, как вышло, что в один день он убил четверых, что в дни жарких боёв за чеченскую столицу в двухтысячном с ним случилось лишь однажды. После штурма Грозного была уже совсем другая война, минная, во время которой Егор подорвался на фугасе, боролся за жизнь, а после — с суровой действительностью. Мало кто остаётся прежним после такого. Впрочем, Егор не обозлился, как это часто бывает у людей с подобными историями. А если и случалось с ним что — то подобное, то чаще по причине метеозависимости. Так, или иначе, его война только упрочила табу на убийство. Жизнь, пусть и трудная — ни до, ни после — не представлялась ему зоной боевых действий, чем — то вроде Грозного зимой двухтысячного, когда с Михалычем, «летёхой» из разведроты, земляком и выпускником разведывательного факультета Новосибирского военного института того же, что и Бис года, они вели предельно понятный для большинства братишек «хоккейный» счёт лично убитых в боях боевиков. Этот счёт не был в пользу Биса, но смотрелся вполне конкурентным, чем сегодня Егор совсем не гордился, а даже напротив, стыдился… Он с облегчением вздохнул, что комбату известны двое, что пали от гранаты, от чего не пришлось отпираться и корить себя за убийство, прикрываясь ложным грехом или убеждать, что покойники виноваты в случившемся сами. А двое других головорезов, которых даже не подумали записать на его счёт, прежде хладнокровно убили троих и едва не надругались над девушкой… Облегчённо вздыхая, Егор усмотрел в произошедшем очевидное благо, удобным и достаточным оправданием для которого послужило то, какие намерения удалось пресечь и глубоко задумываться, решил, не стоит. Бис не был плохим, в жизни он встречал людей куда отвратительнее, и был убеждён: он такой, в частности снаружи, чтобы отпугивать тех, кто похуже.

Мир на востоке Украины, как в той же Чечне или в Ингушетии не строили люди добрые, образованные и бескорыстные. Так же как не начинали войну люди злые, глупые и алчные. В каждом человеке всего этого было поровну, по чуть — чуть, и в разное время под действием обстоятельств одно выпячивалось сильнее другого: страх сильнее смелости, лживость сильнее честности, личная выгода сильнее общего блага. И редко — наоборот. Если приглядеться заметно сразу, что в любом человеке много — много всего, в то числе очень плохого, очень необразованного и очень алчного. Не все высоко и духовно развиты и такому никогда не случиться. У большинства развитие, как образование, до самой смерти останется средним; может быть, специальным. С чего взяться другому?

Кто в действительности воевал на Донбассе? Совершенно ясно, что воевали те, кто совсем недавно стоял у станка, в шахте или сидел за штурвалом колхозного комбайна или ассенизаторского грузовика, и пересел стрелком в окопы или механиком в трофейный танк. Воевали холопы, не особенно чуткие простолюдины, за плечами которых не было ни политических, ни военных традиций, ни амбиций, ни учёных знаний, ни серьёзного боевого опыта — эдакие недопобедившие в Афгане «войны — интернационалисты», недовоевавшие «кэтэошники» с «торфяных пожаров» Северного Кавказа, и те, кто последний раз в детстве играл в дворовую игру — войну с деревянными наспех сколоченными автоматами, вдруг ощутившие в себе бойцовский дух и военный потенциал.