Пешки Хаоса

— Не удивительно, что он голоден, — сказал Гавалон. — Но он не должен растрачивать свою силу напрасно, будь случайно или нет. Я не знаю, сколько энергии он будет иметь в своем распоряжении, когда вырастет, но она не бесконечна, и он не сможет пробыть здесь долго. Мы должны разбить имперцев так, чтобы они никогда не смогли восстановить силы после этого поражения. Если мы не сможем, этот мир никогда не будет безопасным местом для слуг истинного бога.

— А что насчет кораблей? — спросила Гицилла.

Взгляд страшных глаз Гавалона до того казался ничего не выражающим, но вдруг Дафан заметил, как в глазах колдуна словно мелькнуло пламя, особенно в том глазу, что казался моложе.

— Кораблей? — переспросил Гавалон.

Гицилла кивнула.

— Я видела их в моих снах, — сказала она, — но особенно четко последней ночью. Нимиан говорил о них — он сказал, что они приближаются.

— Это имперские корабли? — спросил один из рабов-колдунов — кажется, это был Малдайак.

— Не обязательно, — ответил Гавалон. — У истинного бога есть и свои космические флоты, как и у других богов, которые враждебны Империуму. Есть в космосе и другие расы, способные летать среди звезд: эльдары, тираниды, тау… Их имена для меня мало что значат, но они были открыты мне в видениях, так что я кое-что знаю о войне, в которой принимаю участие. Что Сосуд сказал о кораблях?

— Сначала он сказал, что приведет их, — ответила Гицилла. — А потом сказал, что они приближаются. Он казался при этом довольным.

— Приведет их? — задумчиво повторил Гавалон. — И казался при этом довольным…

— Варп-шторм отступает, — сказал другой раб-колдун, вероятно, это был Абдалкури. — Если корабли Изменяющего Пути смогут прийти нам на помощь…

— Мы уничтожим Империум раз и навсегда, — закончил фразу его разноцветный спутник.

— Империум слишком велик, чтобы быть уничтоженным, — поправил его Гавалон. — Тот крошечный его осколок, что оказался затерян здесь на две сотни лет, всегда был лишь ничтожной песчинкой — и да, его-то можно уничтожить. Если варп-шторм отступит, в космосе могут собраться силы, достаточные для завоевания пяти или даже пятидесяти миров — миров, полных людей и магии, и кто знает, сколько в них может обитать потомков затерявшихся имперских исследователей? Эта фаза большой игры, возможно, развернется в куда большем масштабе, чем я представлял… но поэтому тем более важно, чтобы Сатораэль подчинялся мне и следовал моим указаниям.

— Несомненно, — сказал Абдалкури.

— Абсолютно, — сказал Малдайак.

Дафану показалось, что их голоса звучат несколько неискренне. Рабы-колдуны, как предположил он, всецело служили целям и средствам Гавалона. Они были лишь его покорными слугами и более ничем. Но что бы ни содержал в себе этот так называемый Сосуд, это было нечто куда большее: нечто, несравненно большее, чем они, большее, чем даже сам Гавалон Великий. Дафан понял, что эти два порабощенных волшебника не будут так уж недовольны, если по какому-то капризу судьбы Гавалон окажется низведен до такого же унизительного положения, что и они, даже если при этом их собственное положение станет еще более низким.

«Но мы все — лишь рабы истинного бога», напомнил себе Дафан, или, возможно, эта мысль тоже была не вполне его собственная. «Он — Божественный Комбинатор, и он решает, какое место уготовано каждому из нас в его планах. Возможно, мы все предназначены ему в жертву».

И снова ему хотелось бы, чтобы патер Салтана успел рассказать ему больше о тайнах религии и ритуалах его народа.

— Полагаю, нам придется подождать, — неохотно заключил Гавалон. — У вас случайно нет здесь еды, пригодной для людей?

— Только то, что мы забрали из имперского грузовика, — неохотно призналась Гицилла.

Дафан знал, ее нежелание объяснялось тем, что она отлично понимала, насколько трудно будет добыть еще еды в следующие несколько дней.

— Хорошо, — сказал Гавалон. — Мы поедим и будем надеяться, что голод Сосуда может быть утолен столь же легко, как и наш.

У Дафана и Гициллы не осталось выбора кроме как предоставить свои рюкзаки в распоряжение Гавалона, и наблюдать, как колдун и его рабы расправились с большей частью их припасов.

Утолив собственный голод, Дафан на непослушных ногах вышел на огороженный участок перед домом, собираясь напоить лошадей и как следует размять ноги.

Гицилла вышла за ним и стояла рядом, пока он ухаживал за лошадями. Она осматривалась вокруг, глядя на растения, буйно разросшиеся вокруг дома. Это было впечатляющее зрелище. Самые быстрорастущие лианы уже обвили стены дома почти наполовину, а колючие кусты по обеим сторонам низкой изгороди сделали ее куда более серьезной преградой, чем до того. Крыша, которая казалась теперь более высокой, заросла паразитическими мхами.

— Что будет с нами, как ты думаешь? — спросил Дафан, подойдя к ней.