Песнь дружбы

Антон был окончательно обезоружен. Что за чертовщина! Но, может быть, она права? А? В самом деле, они много пили в ту ночь, и он был изрядно пьян. Словом, Альвина, которая толком не знала, что произошло в ту ночь, теперь все хорошо помнила, а Антон, прекрасно помнивший, что в ту ночь произошло, теперь уже не знал ничего.

— Пусти меня! — сказала Альвина. — Мне нужно мыть посуду. Я не люблю мужчин, которые хотят силой добиться своего. Слышишь? Вы — сильнее нас, это не ново. Мы останемся добрыми друзьями, Антон.

О, теперь она торжествовала!

Антон проводил ее сердитым, мрачным взглядом, затем ушел. В течение нескольких недель они при встречах были очень сдержанны.

— Здравствуй, Антон!

— Здравствуй, Альвина!

Пусть немного потрудится, думала она, чтобы добиться ее расположения, — это ему не вредно.

7

В Хельзее скалывали лед с тротуаров. На всех улицах звенели ломы и топоры. Ах, добрый день, добрый день, — кажется, весна наступает! Добрый день, да, сегодня солнце уже здорово припекает! Город наполнен веселым шумом и оживлением.

На крыльце скобяной лавки Шпангенберга стоит с огромной сигарой во рту толстяк Бенно и подставляет живот под лучи солнца. Круглое лицо Бенно сияет, светлые блики играют на его щеках и двойном подбородке. Он отпустил черные усики; йх концы, как черные кабаньи клыки, торчат вверх, достигая крыльев носа. Это выглядит страшно комично. Бенно раскланивается, здоровается, смеется, временами оборачивается и спрашивает, заглядывая в лавку:

— Что ты говоришь, папа?

Старый Шпангенберг сидит в углу лавки, скрытый грудой зеленых леек. Он недавно оправился после смертельной болезни и не умер, к величайшему огорчению жителей Хельзее. Он умирал каждую зиму, — однажды ему даже прислали венки. Чем он страдал— почками или печенью — доктора не знали. В длинном, покрытом пятнами сюртуке, с платком вокруг шеи, в больших комнатных туфлях, сидел он за письменным столом Бенно. Он был доволен, что стена из зеленых леек скрывает его полностью от покупателей. Когда он вставал, широкие штаны чуть не сваливались с него. Он был маленького роста, а долгий недуг совсем иссушил его — кожа стала желтой, как воск. Реденькие пучки седых волос торчали на его желтом черепе. Он беспрестанно курил сигареты, курил, кашлял и отхаркивался; при этом он часто не попадал в плевательницу и плевал прямо на пол.

— В твоих книгах сам черт не разберется, Бенно! — кричал он.

Он брюзжал день и ночь, никто не мог ему угодить.

— Но, папа, достаточно, если я говорю, что оборот увеличился почти на пятьдесят процентов! — терпеливо отвечал Бенно. Он давно уже махнул рукой на отца.

— Но приход уменьшился на целую четверть! Какой же толк от увеличения оборота? Да ты коммерсант или нет, сын мой? Ты вылетишь в трубу с этими методами, Бенно, вылетишь в трубу! — сердито закричал старик и сильно закашлялся. — Но не воображай, что я тогда хоть палец о палец ударю, чтобы помочь тебе выкарабкаться, — не воображай!

Бенно не дослушал и снова вышел на крыльцо. В современных методах ведения дела отец не смыслит ничего. Надо приучить крестьян к новым машинам и орудиям, внушить им, что без этих машин им не обойтись. Плата? Ну, когда-нибудь они заплатят.

Там, у входа в «Лебедь», опять стоит она, вчерашняя куколка. Вероника? Она ли это? Ведь она уезжала на всю зиму? Что за прелестная фигурка! Лицо Бенно беспокойно лоснилось на солнце. Что у нее, однако, за ножки! Да, это ее знаменитые ножки, и все-таки это не может быть Вероника. У Вероники были темно-рыжие волосы, а у этой куколки волосы гораздо светлее, у них совершенно неправдоподобный цвет — цвет золотой рыбки. И потом она так невероятно элегантно одета, ну просто светская дама, настоящая светская дама. Вот она начала переходить площадь, ступая на своих высоких каблуках как на ходулях, но в эту минуту его позвал отец.

— Сколько раз нужно звать тебя, Бенно? — сердито закричал старый Шпангенберг. — Ты что, оглох?

Тут у него начался приступ кашля, который его чуть не задушил.

— Перестань же наконец курить, папа! — укоризненно сказал Бенно. — Тебе это вредно.

— Откуда ты знаешь, что мне это вредно? Это сохраняет мне жизнь! Если бы я следовал вашим советам, я бы уже давно лежал в земле.

Таким уж чудаком был старый Шпангенберг. Врач запретил ему пить красное вино — оно для него просто яд. С тех пор он пил исключительно красное вино — настоящий яд! Он и не собирался следовать советам этого шарлатана, а лекарства, которые тот ему прописывал, он, не долго думая, выливал. Вполне возможно, что Бенно подкупил врача, чтобы тот как можно скорее отправил его на тот свет, но его, старого Шпангенберга, не так то легко провести!

Когда Бенно вернулся на крыльцо, куколка стояла перед парикмахерской Нюслейна. Вышла Долли, и обе молодые особы, взявшись под руку, пошли через площадь. Вероника! Значит, это все-таки Вероника! Она опять здесь! Сердце Бенно радостно встрепенулось.

Молодые особы поднялись по лестнице, ведущей в «Лебедь».

— Как я рада, Вероника, что ты опять здесь! — сказала Долли. — Долго же ты ездила на этот раз!