Песнь кецаля

Чернобалахонники продолжали заниматься приготовлением к страшному ритуалу.

Бетси удивляла вялая, апатичная реакция на происходящее с ним самого Хоакина. Юноша практически не сопротивлялся. Даже ни разу не попытался шевельнуть ногой или рукой. Возможно, он находился в глубокой прострации, вызванной отчаянием и сознанием безнадежности ситуации? Или “черные” незаметно угостили парня неким дьявольским снадобьем, притупляющим силу воли?

Завороженно наблюдая за приготовлениями, Элизабет втайне призналась себе, что в этих ритуалах было что-то возбуждающее, притягивающее как магнит.

Возможно, так на нее действовал вид обнаженного юношеского тела, распятого на “столе”. Ей уже давно не доводилось видеть такого физического совершенства. Рельефные мышцы груди и живота бугрились под гладкой кожей оливкового цвета. Сильные мускулистые руки и длинные стройные ноги были словно вырезаны из мрамора.

Отчего-то вспомнился святой Себастьян. Вот именно так запечатлевали его на своих полотнах многочисленные художники. Совершенное тело атлета с впившимися в него стрелами. И на лице не мука, а экстаз.

Никакой разницы. Разве что Хоакин не стоял привязанным к столбу, а возлежал на смертном ложе. И не было стрел.

— Смотрите, мисс МакДугал! — прогремел под сводами голос предводителя “черных”. — Этот юноша умрет! Он настоящий герой, и его кровь послужит добрым напитком для укрепления нашего духа. А потом вы напишете письмо своему другу Васкесу. Если до завтрашнего вечера он не вернет золотое сердце Уицилопочтли, вы тоже последуете за этим юношей в царство мертвых Миктлан.

Он подошел к столу и склонился над телом Хоакина. В его руках Бетси не заметила ни ритуального ножа, ни какого-нибудь иного оружия. Что же он собирается делать?

Главарь припал губами к груди беззащитного юноши и осторожно прокусил кожу. Выступило несколько капель темно-алой влаги. Оборотень слизнул их языком.

— Ты, извращенец! — возмутилась Труди. — А ну отлезь от него, паскуда! Кто тебе дал право кусать моего парня?!

Второй джумби, а Элизабет догадалась, что за существа перед ними, присосался к большому пальцу левой ноги Хоакина. Так ближе к сердцу.

— Это джумби! — пояснила она брюнетке. — Помнишь, Нуньес рассказывал, что они любят пить кровь здоровых молодых мужчин. Она для них имеет особую ценность.

— Ничего себе коктейльчик! Дороговато будет им это стоить!

Третий чернобалахонник облюбовал для себя левое запястье юноши и приложился к нему с таким восторгом, словно это была нежная ручка первой в Мексике красавицы или местного кардинала-примаса.

Девушки от бессилия только скрежетали зубами.

А Хоакин улыбался. Улыбался так открыто и беззащитно, что просто плакать хотелось. Что Регентруда и сделала.

И тут произошло непонятное. Все трое кровососов одновременно отскочили от стола,и принялись усердно отплевываться и вытирать рты. Затем они начали громко чихать, что-то причитая на своем тарабарском диалекте.

— Что, съели? — сквозь слезы усмехнулась брюнетка. — Знай наших!

Джумби по-щенячьи скулили и терли глаза.

— Тотек! Тотек! — взывали они к кому-то неведомому.

Воздух рядом с каменным столом, к которому был привязан Хоакин, поплыл, и из мутного марева появилась высокая фигура в алом балахоне.

Большое красное пятно мелькнуло перед глазами девушек и остановилось у жертвенника.

Фигура, облаченная в алый балахон, склонилась над телом юноши и осторожно принюхалась. Потом выпрямилась и прикрикнула на “черных”. Голос этого нового действующего лица драмы был Бетси знаком.

“Алый” повернулся лицом к ней и медленно снял с головы капюшон.

Глава тринадцатая

ТОТЕК ЧИКАУА

— Герр Адам, не надо.

Крюгер зловеще надвигался на помощника.

— Фриц, отдай монтировку.

— Не отдам.

— Я предупреждаю тебя в последний раз…

Внезапно со стороны поместья донесся леденящий собачий вой, словно несчастных животных разрывали пополам.

Крюгер с Думкопфом одновременно обернулись, и физиономии при этом у обоих были перекошены. У Адама от злости, у Фрица — от страха.

В поместье что-то происходило. Что-то жуткое и непостижимое, заставившее сторожевых ротвейлеров визжать, будто двухмесячных щенков. В зареве коротких вспышек невиданной пиротехники метались фигуры встревоженных людей.

“Снова фейерверк, — удивленно подумал Крюгер. — У них там что, каждую ночь устраивается праздничный карнавал?”

Но то, что творилось сейчас у белоснежного особняка, даже отдаленно не походило на праздник. На карнавал — да, но только особый карнавал. Карнавал смерти.

Раздались первые выстрелы.

— А ну отдай монтировку. — Адам грубо схватил помощника за шиворот. — Я должен быть сейчас там.

— Нет, герр Адам, — грустно покачал головой Фриц, — это не наш бой.

— Да ты что? — заорал Крюгер. — Это бунт?

— Называйте как хотите, — безразлично пожал плечами толстяк, — но я туда сейчас ни за что не пойду и вас не пущу.

— Даты…

Адам задохнулся от переполнявшей его злобы к дерзкому помощнику.

— Но ведь там твоя Труди, ей угрожает опасность.

Думкопф тяжело вздохнул:

— Нет, герр Адам, мы останемся здесь.