Песнь копья

— И никто не может добраться до них из-за яда, которые им самим нипочём. Они живут там, где никто не может, и сама смерть защищает их. Похоже на него, разве нет?

«Она уже решила», — подумал Талбот.

Солнце садилось за её спиной, окрашивая лицо архимага багряно-красным. Силуэт женщины на фоне заката казался совершенно чёрным, только глаза светились парой белых турмалинов.

— Спасибо за гостеприимство, — сказала Райла Балекас. — Завтра я отправлюсь дальше, в Хог-Вуд, посмотрю, где он начинал, поищу след.

— Башню опустошили годы назад, внучка, и я посылал туда своих людей, они ничего не нашли.

— Им это не было нужно так, как мне, — тряхнула головой охотница, прежде едва живая, а теперь полная сил и стремления.

— Разумно ли рисковать ради следа, остывшего столь давно? Особенно теперь, когда Дикая земля ещё опаснее прежнего.

Ей оставалось только пожать плечами да улыбнуться усталой, но такой живой улыбкой:

— Мотыльки по глупости своей летят на огонь, который сулит им гибель. Я, старый друг, уже и не помню времён, когда моей жизни ничего не грозило.

Глава 19

День 22 йула месяца года 1650 Этой Эпохи, о. Ладосар.

Хозяин Ладосара не подозревал, что всё то время за ним следили из темноты.

Когда Майрон Синда ушёл сеять крики во тьму, Улва наконец поднялась из-за кучи булыжников. Осторожно как кошка она прокралась в разорённый лагерь стиггманов и пошла средь их тел. Десятки полегли на Безлюдном берегу, вернув этому месту право носить сие имя.

Прошлым днём она выступила из поселения, как только конани отдала такой приказ и бежала по лесу без передышек; пугала дикого зверя криком, стирала ступни в кровь. Она не знала, как выбраться к Безлюдному берегу, старалась лишь держаться направления и к темноте, изнемогшая, таки достигла границы вод. Улва смогла спуститься с обрывистой высоты на пляж, нашла горевший кострами бивак, благо стиггманы не прятались. Первая хирдквинне подкралась очень близко и залегла во мраке, совсем скоро к северянам явился Майрон Синда.

Когда началась суматоха, она ожидала колдовских огней, буйства стихии, волшебных духов, — всё то, что умели показывать Бергдис и Хейдрун. Но вместо этого в лагере завязался бой сотня на одного. Тогда девушка не понимала, что ей делать, оставаться во тьме или присоединиться? Она любила кровавую сечу, но сражаться вдвоём против сотни… ради кого? Незнакомого волшебника, который отчего-то даже магии почти не творит?

Но вскоре ладья сомнений разбилась об айсберги, ведь тёмного человека не убили. Такого Улва не видела никогда, лишь слышала в драпах о героях седой древности, воинах-полубогах, которые в одиночестве стояли против полчищ. Майрон Синда перебил большинство стиггманов, убил тёмного шамана, Кнуда Косолапого, — избранного берсерка Бьёрнегвари, а теперь он был там, в ночи, охотился на выживших. Ветер доносил до Улвы крики и запах жареной свинины, от которого рот наполнялся слюной.

Бродя по разорённому лагерю, орийка испытывала поочерёдно страх, сомнения и благоговейный трепет. Мысли противоборствовали в её голове, к чему та не была привычна. Думать должна конани! Улва должна рубить!

Крики вдалеке уже не звучали, и первая хирдквинне сорвалась с места. Она не желала быть застигнутой, хотя ничего плохого не делала… всего лишь следила за хозяином Ладосара без его ведома. Надо было скорее вернуться, однако ночь ещё не закончилась. В лесу, без костра, она, скорее всего, погибнет.

Спрятавшись на прежнем месте, Улва притихла. Она видела Майрона Синду, который возвращался в разорённый лагерь. Чародей казался усталым, но только казался, потому что, раскурив трубку, он стал собирать тела и забрасывать их внутрь драккаров. Майрон не пожалел времени и сил, даже тех, кого убил вдали от стоянки тоже притащил. Закончив, он развёл большие костры под днищами и вскоре на Безлюдном берегу воспылал погребальный костёр, которого ещё не видел мир. Вокруг стало светло будто днём и жарко как в кузнечном горниле, Улва испугалась, что её заметят, но этого не случилось.

Майрон стоял очень близко к огню, так близко, что его кожа должна была идти волдырями и слезать с жарящегося мяса, но и этого не случилось. В определённый момент он взял долгий меч, с которым пришёл, меч Кнуда Косолапого и его же кольчугу. Со всем этим чародей побрёл прочь и уже не вернулся.

Улва не шевелилась до самого утра. Когда солнце заглянуло на Безлюдный берег, драккары, ставшие одним громадным костром, ещё не погасли. Она поднялась с лицом облезшим от жара и болью в глазах. Девушка нашла путь наверх с пляжа, углубилась в леса. Ей предстоял тяжёлый путь назад, который никто кроме Улвы не смог бы осилить за один день. Через некоторое время хирдквинне почувствовала нечто неладное.