Песнь крови

— Вы думаете, она по-прежнему ждет вас?

Эта трагическая история взбудоражила мою писательскую душу.

— Что она пытается залечить свое разбитое сердце добрыми делами, зная, что лишь так сумеет добиться вашего расположения? Хотя откуда ей знать, быть может, вас уже пять лет как нет в живых…

Он уставился на меня изумленно и недоверчиво. А потом расхохотался. Смеялся он звонко и раскатисто. И при этом довольно громко, а на этот раз еще и очень долго.

— В один прекрасный день, сударь, — сказал он, когда его веселье улеглось, — если ваши боги вас проклянут, вы, возможно, встретитесь с принцессой Лирной. Если такое случится, послушайтесь моего совета: бегите куда глаза глядят, и как можно быстрее. Думаю, растоптать ваше сердце ей труда не составит.

Он бросил мне фляжку с водой. Я поспешно принялся пить, надеясь, что это позволит скрыть мой гнев. Все, что он говорил о принцессе, изобличало в ней женщину большого ума, наделенную глубоким чувством долга, женщину, которая стремится выполнять волю своего отца и служить своему народу. На мой взгляд, уж я нашел бы, о чем поговорить с подобной женщиной.

— Замуж она не вышла оттого, что муж сделался бы для нее оковами, — сказал мне Ваэлин Аль-Сорна. — Добрые дела она делает ради того, чтобы добиться расположения простонародья. Стоит завоевать их сердца — и она обретет власть. Если у нее есть сердце, его волнует не любовь, а власть.

Я про себя решился провести самостоятельные изыскания касательно жизни принцессы Лирны. Чем больше я слушал этого северянина, тем сильнее стремился побывать у него на родине. Я подозревал, что он не испытывает особого пиетета перед художествами и ученостью, свойственными описываемой им культуре, но сам я жаждал ознакомиться с ними поближе. Мне хотелось заглянуть в книги, хранящиеся в Великой библиотеке, и своими глазами увидеть фрески мастера Бенрила Лениаля, посвященные «красной руке». Мне хотелось воочию узреть древние стены Круга, где он некогда пролил кровь троих людей. Ведь мы полагали, что народ Объединенного Королевства — не более чем невежественные дикари, и на самом деле большинство их воинов именно дикарями и были. Но теперь я видел, что их история — отнюдь не сплошное варварство и кровопролитные войны. За несколько кратких часов я узнал о его королевстве куда больше, чем за все годы изысканий для своей истории войны. Он разжег во мне некое желание: написать иную историю, куда более объемную и величественную, чем все мои предыдущие труды. Историю его королевства.

— Сдержал ли король свое обещание? — спросил я. — Он действительно осуществил правосудие и спас ту женщину из Черной Твердыни?

— Люди, чьи имена я назвал, были казнены на следующий день. Женщину и ее сына отправили в Северные пределы в течение недели.

Он помолчал. Его лицо было исполнено глубокой печали.

— Я сходил повидаться с нею перед тем, как она уехала. Эрлин устроил нам встречу. Я молил ее о прощении. Она плюнула в меня и обозвала убийцей.

Я взял перо и записал его слова, взяв на себя смелость заменить «плюнула в меня» на «прокляла меня всею силою богов, в коих верят отрицатели». Я стараюсь по возможности делать повествование более ярким.

— А что до вашей части сделки? — продолжал я. — Сделали ли вы то, что повелел вам король? Вы действительно убили Линдена Аль-Гестиана?

Он посмотрел на свои руки, лежащие у него на коленях, пошевелил пальцами. Вены и жилы отчетливо выделялись среди шрамов. «Руки убийцы!» — подумал я, зная, что они способны удушить меня в несколько мгновений.

— Да, — сказал он. — Я убил его.

Глава первая

В ненатянутом виде большой кумбраэльский лук имеет более пяти футов в длину. Он делается из сердцевины тисового дерева. Он бьет на две сотни шагов, а в умелых руках — и на все три, и с близкого расстояния вполне способен пробить кирасу. Тот лук, что держал в руках Ваэлин, был слегка потолще большинства из них, и отполированная до блеска древесина говорила о том, что стреляли из него много и часто. Хозяин лука был весьма меток: он выпустил стрелу со стальным наконечником прямо в одоспешенную грудь некоего Мартиля Аль-Джелнека, обходительного молодого аристократа, обожавшего поэзию и имевшего несколько утомительную склонность непрерывно рассказывать о своей невесте — по его словам, самой прекрасной и доброй деве во всем Азраэле, а то и во всем мире. Увы, увидеться с нею ему было более не суждено. Глаза у него были открыты, но лишены каких-либо признаков жизни. Губы были испачканы кровью и рвотой — признаками мучительной смерти: кумбраэльские лучники имели обыкновение смазывать наконечники своих стрел смесью корня джоффрила и гадючьего яда. Хозяин лука лежал в нескольких ярдах. Из руки у него торчала стрела Ваэлина, а шея была сломана в результате падения с березы, на которой он прятался.

— Ничего, — сказал Баркус, пробираясь через сугробы. Рядом с ним шли Каэнис и Дентос. — Похоже, он был один.

Баркус пнул голову убитого лучника — голова безвольно мотнулась на сломанной шее, — и опустился на колени, чтобы обобрать труп.

— А куда делись все солдаты? — спросил Дентос.