— Разбежались, — сказал Ваэлин. — Вероятно, вернувшись в лагерь, мы найдем большинство из них там.
— Трусы проклятые! — Дентос посмотрел на Мартиля Аль-Джелнека. — Что, они его не любили, что ли? По-моему, он был довольно славный малый, ну, как для благородного.
— Эти так называемые «солдаты», брат, — сброд, который удалось нагрести по варинсхолдским темницам, — сказал ему Каэнис. — Они верны лишь самим себе, и никому более.
— Коня его нашли? — спросил Ваэлин. Ему совсем не улыбалось тащить покойного аристократа в лагерь на себе.
— Норта сейчас приведет, — сказал Баркус, вставая и побрякивая несколькими медяками, которые он нашел в карманах лучника. Баркус бросил Ваэлину кумбраэльский колчан. Стрелы в нем были черны, как уголь, и оперены вороновыми перьями. Их враги любили расписываться под своей работой. — Себе хочешь оставить? — Баркус кивнул на лук. — А то я мог бы выручить за него десяток серебряных, когда вернемся в город.
Ваэлин стиснул оружие.
— Я хотел поучиться из него стрелять.
— Ну удачи тебе! Насколько я знаю, эти ублюдки этому всю жизнь учатся. Владыка фьефа заставляет их тренироваться каждый день.
Баркус взглянул на жалкую горсть медяков у себя на ладони.
— Вот только платит он им что-то маловато.
— Эти люди сражаются за своего бога, а не за своего лорда, — сказал Каэнис. — Деньги не представляют для них особого интереса.
Они стащили с Аль-Джелнека доспехи и взвалили его поперек седла его собственного коня. Баркус потянулся было за кошельком убитого, но Норта ударил его по руке.
— А что такого, ему-то уже не понадобится!
— Ради Веры, Баркус! — рявкнул Норта. — Мы уже семь месяцев как покинули Дом. Можешь больше не воровать.
Баркус пожал плечами:
— Ну, я уже привык.
«Семь месяцев», — думал Ваэлин, пока они возвращались в лагерь. Уже семь месяцев они охотились за кумбраэльскими отрицателями в лесу Мартише с помощью — если можно так выразиться, — Линдена Аль-Гестиана и его свежесозданного пехотного полка. Линдена Аль-Гестиана, который почему-то зажился на месяц дольше срока, назначенного королем. И с каждым днем Ваэлин все сильнее чувствовал, как тяготит его навязанная сделкой ноша.
Обстановка тоже не способствовала веселью. Мартише был не Урлиш: этот лес был еще темнее и гуще, и деревья тут стояли так плотно, что местами чащоба делалась практически непроходимой. Вдобавок земля здесь была неровной: повсюду ложбины да овраги, представляющие собой идеальные места для засады, и лошадей из-за этого пришлось оставить. Они постоянно ходили с натянутыми луками, со стрелами, наложенными на тетиву. И только их аристократы упорно разъезжали верхом, представляя собой удобные мишени для прячущихся на деревьях кумбраэльских лучников. Из пятнадцати молодых аристократов, что отправились в Мартише с Линденом Аль-Гестианом, четверо уже были убиты, а еще трое ранены так тяжело, что их пришлось отправить восвояси. Впрочем, солдаты несли куда более тяжелые потери: из шести сотен, что записались в полк по своей воле или помимо нее, не стало уже больше трети: кто-то погиб, кто-то заблудился в лесу, а некоторые, небось, дезертировали при первой же возможности. Они не раз находили людей, пропавших несколько недель тому назад, замерзшими в снегу или привязанными к дереву и замученными до смерти. Пленные их врагам были ни к чему.
Невзирая на потери, небольшому контингенту орденских все же удалось одержать несколько побед. Месяц назад Каэнис вывел их по следам на отряд из более чем двадцати кумбраэльцев, которые пробирались по дну ручья: уловка хитрая, но бесполезная, если по следу идет Каэнис. Орденские преследовали их несколько часов, пока враги, наконец, не остановились передохнуть. Это были люди с суровыми лицами, одетые в собольи меха и штаны из выделанной лосиной кожи. Свои боевые луки они несли за спиной, не ожидая нападения. Половина рухнула после первого же залпа, остальные развернулись и бросились бежать вдоль русла. Братья выхватили мечи и кинулись в погоню. Ни один из кумбраэльцев не ушел, ни один не стал молить о пощаде. Каэнис был прав: эти люди сражались за своего бога и были не против умереть за него.