— Хентес Мустор! — сказал он, направляясь вперед. — Вы призваны по королевскому слову предстать перед судом по обвинению в измене и убийстве. Сдайте свой меч и приготовьтесь к тому, что вас закуют в кандалы.
Хентес Мустор остался сидеть, глядя на приближающегося Ваэлина. Он ничего не сказал и не сделал попытки взяться на оружие. И лишь когда Ваэлина отделяло от него всего несколько ярдов, он обнаружил, что вокруг левого запястья Мустора обвита цепь и что темные железные звенья ведут от его руки куда-то в тень меж столпами. Рука Мустора дернулась, проворно и умело, цепь хлопнула, точно бич, высекая искры из плит пола, и выволокла из темноты какого-то человека — хрупкую фигурку со ртом, заткнутым кляпом, и скованными руками. Она рухнула на колени перед Мустором, и Ваэлин успел увидеть серое одеяние и черный водопад волос, прежде чем узурпатор вскочил на ноги и приставил меч к ее горлу.
— Брат, — произнес он негромко, почти печально, — я полагаю, что эта девушка вам знакома.
Глаза у нее блестели испуганно и умоляюще. Кляп заглушал ее крики, но смысл их был очевиден: она энергично, отчаянно замотала головой. Они встретились взглядом, и Ваэлин отчетливо прочитал то, что она хотела сказать: «Не жертвуй собой ради меня!» Этот кляп и минувшие годы ничего не значили. Он узнал бы ее где угодно. «Шерин!»
Глава шестая
— Ваш меч, брат! — сказал Хентес Мустор все так же негромко.
Ему следовало бы испытать гнев, отчаянный и свирепый, следовало бы метнуть нож в руку Мустору и вонзить меч ему в шею. Однако что-то заглушило этот гнев прежде, чем он успел пробудиться. И не только осторожность — хотя противник был проворен, куда проворнее, чем некогда Галлис-Верхолаз. Дело было в чем-то еще. На миг Ваэлин растерялся, потом осознал: песнь крови не изменилась. Все тот же негромкий, настойчивый шепоток звенел у него в голове, лишенный тревоги или ощущения неправильности происходящего, столь хорошо ему знакомого.
Его меч со звоном упал к ногам Мустора. Звон смешался с приглушенным всхлипом отчаяния, который издала Шерин.
— И се, — Мустор пинком отбросил меч в темноту, его голос был исполнен благоговения, — слово Его вновь оказалось истинным!
Его взгляд был устремлен на Ваэлина.
— Остальное оружие. Вон туда. Медленно.
Ваэлин повиновался. Его ножи и засапожный кинжал один за другим полетели в темноту.
— Вот, теперь я безоружен, — сказал он. — Есть ли у вас причины и далее угрожать жизни моей сестры?
Мустор посмотрел на покрасневшее лицо Шерин, как будто только теперь вспомнил, что она здесь.
— Твоей сестры… — Мустор внезапно перешел на «ты»: — Он говорил мне, что ты относишься к ней иначе. Она ведь твоя возлюбленная, не так ли? Ключ, которым может быть расторгнута твоя вера.
— Моя Вера не может быть расторгнута, милорд. Я всего лишь отдал вам свой меч, только и всего.
— О да, — Мустор кивнул, его голос звучал ровно и уверенно. — Как Он и говорил мне.
«Он что, безумен?» — подумал Ваэлин. Этот человек явно фанатик, но делает ли это его сумасшедшим? Он вспомнил то, что Сентес Мустор рассказывал об обращении своего брата. «Он утверждал, что сам Отец Мира говорил с ним…»
— Ваш бог? Он сказал вам, что я приду сюда?
— Он не «мой бог»! Он — Отец Мира, кто сотворил все сущее и ведает все и вся в любови Своей, даже таких еретиков, как вы. Я же благословлен Его голосом. Он предупредил меня о твоем приходе и о том, что твое искусство владения клинком, дарованное Тьмой, погубит меня, однако я, в грешной гордыне своей, возжаждал встретиться с тобой лицом к лицу без этих уловок. Он привел меня в миссию, где я нашел эту женщину. И все вышло так, как Он и предрекал.
— А то, что вы убьете своего отца, он вам тоже предрекал?
— Моего отца…
Взгляд Мустора сделался уже не таким уверенным, он заморгал, лицо у него сделалось настороженным.
— Мой отец сбился с пути. Он отвернулся от любви Отца Мира.
— Но от вас-то он не отвернулся. Ведь он отдал вам эту крепость, не так ли? Он давал вам пропуска, чтобы вы могли благополучно добираться сюда. Он даже открыл вам величайшую тайну вашего рода: тайну подземного хода под горой. Он сделал все это, чтобы вы были в безопасности. Вам можно лишь позавидовать — он так вас любил! А вы отплатили ему клинком в сердце.
— Он уклонился от закона Десятикнижия. Его терпимость к вашему еретическому владычеству нельзя было сносить вечно. У меня не оставалось выбора, я был вынужден действовать…
— Странный же это бог: он так вас любит, что заставил убить родного отца!
— Молча-ать! — заорал Мустор почти рыдающим голосом. Он отшвырнул сестру Шерин и принялся наступать на Ваэлина, направив на него меч. — Заткни свою пасть! Я знаю, что ты такое! Не думай, будто Он мне не сказал. Ты — приверженец Тьмы. Ты чураешься любви Отца. Ты ничего не понимаешь!
Однако мелодия песни крови так и осталась прежней, даже когда клинок узурпатора завис в пяди от груди Ваэлина.
— Готов ли ты? — спросил Мустор. — Готов ли ты умереть, Темный Меч?
Ваэлин обратил внимание на то, как дрожит острие меча, на влажную красноту глаз Мустора, на то, как он стискивает зубы…