Песнь крови

Ваэлин надеялся, что в груди Мустора еще осталась искорка жизни, достаточно воздуха, чтобы ответить на последний вопрос о тайне его кровожадного и лживого бога. Но глаза Мустора угасли, обмякшие черты были неподвижны. Секира Баркуса сделала свое дело на совесть.

Ваэлин опустился на колени рядом с телом, вспоминая лихорадочное бормотание Мустора: «Предо мной наконец отворятся Вечные равнины, которые прежде были закрыты для меня». Он положил руку на грудь Мустора и негромко произнес нараспев: «Смерть — всего лишь врата, ведущие Вовне. Она есть конец и начало одновременно. Страшись ее и приветствуй».

— Мне кажется, это неуместно.

Сентес Мустор, у которого уже никто не оспаривал титула владыки фьефа Кумбраэль, смотрел на тело своего брата со смешанным гневом и отвращением. Обнаженный незапятнанный меч висел у него в руке, он тяжело дышал от непривычных усилий. Ваэлин удивился, что он сумел добраться сюда так быстро: очевидно, благодаря тому, что не потрудился принять участие в битве.

— Он бы предпочел отходную молитву из книги десятой, — сказал лорд Мустор. — Слова Отца Мира…

— «Бог есть ложь», — хрипло процитировал Ваэлин. Он поднялся и коротко кивнул владыке фьефа. — Думаю, ваш брат это знал.

* * *

— Сколько?

— Общим счетом восемьдесят девять, — Каэнис кивнул на трупы, сложенные внизу, во дворе. — Пощады никто не просил и не давал. Все как в Мартише.

Он снова обернулся к Ваэлину. Лицо у него было угрюмым.

— Мы потеряли девятерых. Еще десять ранены. Сестра Гильма занимается ими.

— Впечатляюще! — заметил принц Мальций. Он стоял, плотно закутавшись в свой подбитый мехом плащ, и рыжие волосы трепались на ледяном ветру, дующем над стенами. — Потерять так мало против столь многих!

— С нашими алебардами и с лучниками брата Норты на стенах… — Каэнис пожал плечами. — У них почти не было шансов, ваше высочество.

— Владыка фьефа распорядился, что делать с убитыми кумбраэльцами? — спросил Ваэлин у принца. Сразу после завершения битвы лорд Мустор куда-то делся — по всей видимости, отправился инспектировать винные подвалы цитадели.

— Сожгите их либо сбросьте вниз со стен. Сомневаюсь, что он достаточно трезв, чтобы беспокоиться об этом.

Нынче утром в голосе принца слышались резкие нотки. Ваэлин знал, что принц сражался в первых рядах тех, кто прорывался в ворота, и что Алюций Аль-Гестиан шел за ним по пятам. Во дворе произошла короткая, но ожесточенная схватка — приверженцев узурпатора было человек двадцать. Алюций упал с коня и исчез в давке. После битвы его вытащили из-под груды тел, живого, но без сознания. Его короткий меч был черен от запекшейся крови, на голове — громадная шишка. Его поручили заботам сестры Гильмы, и он до сих пор не очнулся.

«Дай ему поиграться с мечом дней десять и наври, что теперь он настоящий воин, — угрюмо думал Ваэлин. — Лучше бы я в первый же день привязал его к седлу и отправил коня своим ходом обратно в город…» Ваэлин затолкал подальше чувство вины и обернулся к Каэнису:

— Тебе что-нибудь известно о том, как кумбраэльцы обращаются со своими мертвыми?

— Обычно хоронят в земле. А грешников расчленяют и оставляют гнить.

— Звучит справедливо, — буркнул принц Мальций.

— Организуй отряд, — сказал Ваэлин Каэнису. — Сложите трупы на телеги, отвезите к подножию горы и похороните. На карте указано, что в пяти милях к югу от перевала есть деревня. Отрядите всадника к местному священнику. Пусть прочтет подобающие слова.

Каэнис бросил неуверенный взгляд на принца.

— И узурпатора тоже?

— И его тоже.

— Людям это не понравится.

— Меня ни на собачий пук не интересует, что им понравится, а что нет!

Ваэлин вспыхнул, понимая, что его гнев вызван чувством вины из-за Алюция.

— Вызови добровольцев, — со вздохом сказал он Каэнису. — Двойную порцию рома и по серебряной монете первым двадцати, кто вызовется.

Он поклонился принцу Мальцию.

— С вашего разрешения, ваше высочество, у меня есть еще одно дело…

— Вы, я так понимаю, отрядили своих лучших всадников? — спросил принц.

— Брата Норту и брата Дентоса. Если все сложится удачно, королевский приказ окажется в руках владыки битв в течение двух дней.

— Это хорошо. Было бы жаль, если бы все это оказалось впустую.

Ваэлин воочию увидел перед собой серьезное лицо Алюция, раскрасневшееся от усталости после еще одного часа неуклюжих попыток овладеть мечом.

— Мне тоже, ваше высочество.

* * *

Его кожа была мертвенно-бледной, влажной и липкой на ощупь, черные волосы липли к мокрому от пота лбу. И то, как ровно вздымалась и опадала его грудь, ничуть не уменьшило чувство вины, испытываемое Ваэлином.

— С ним скоро все будет в порядке.

Сестра Шерин положила руку на лоб Алюцию.

— Лихорадка быстро унялась, шишка на лбу уже рассасывается, и, видите…

Она указала на закрытые глаза мальчика, и Ваэлин увидел, что глазные яблоки ворочаются под веками.

— Что это значит?

— Ему что-то снится, так что, скорее всего, мозг не поврежден. Через несколько часов он очнется, и ему будет очень плохо. Но он очнется.

Она встретилась глазами с Ваэлином и улыбнулась ясной, теплой улыбкой.

— Я очень рада видеть вас снова, Ваэлин.

— И я вас, сестра.