Песнь крови

Возразить мне было нечего. Разумеется, все рассчитывали, что он умрет. Гибель Убийцы Светоча окончательно положит конец травме, которую война нанесла нашему народу, станет эпилогом к этому эпическому конфликту. Это ли было на уме у императора, когда он соглашался на предложение мельденейцев, – я не знаю. Как бы то ни было, Аль-Сорна, казалось, не испытывал страха и смирился со своей участью. Я спросил себя: а быть может, он на самом деле рассчитывает выжить в поединке со Щитом, который считается лучшим бойцом, когда-либо бравшимся за меч? История Убийцы Светоча не оставила у меня сомнений в том, что он и сам смертельно опасен, однако же его способности не могли не притупиться за годы, проведенные в плену. И даже если он одолеет, вряд ли мельденейцы попросту позволят сыну Сжигателя Города уплыть восвояси целым и невредимым. Он был человек, отправляющийся навстречу своей роковой судьбе. Я это понимал, и он, по всей видимости, тоже.

– Когда же король Янус поделился с вами своими планами по нападению на империю? – спросил я, стремясь вытянуть из него как можно больше исторических фактов, прежде чем мы прибудем на место.

– Примерно за год до того, как королевская стража отправилась в плавание к альпиранским берегам. В течение трех лет полк бродил по Королевству, истребляя мятежников и разбойников. Контрабандисты на южном побережье, банды головорезов в Нильсаэле, новые фанатики в Кумбраэле… Зиму мы провели на севере, сражаясь с лонаками, когда те решили, что пришло время устроить новый набег. Полк разросся, нам придали две лишних роты. После наших подвигов в Кумбраэле король даровал нам собственное знамя: волк, бегущий над Высокой Твердыней. И солдаты начали звать себя Бегущими Волками. Мне всегда казалось, что это звучит глупо, но им, похоже, нравилось. Молодые люди почему-то рвались встать под наше знамя, и отнюдь не все они были бедны, так что набирать людей по тюрьмам нам больше не приходилось. В Дом ордена приходило так много желающих, что аспекту пришлось ввести ряд испытаний, в основном на силу и проворство, но также и на Веру. Брали только тех, чья Вера была наиболее прочна и тела наиболее крепки. К тому времени, как мы прибыли в гавань, чтобы участвовать во вторжении, под моим началом было тысяча двести человек, вероятно, самые вышколенные и закаленные солдаты во всем Королевстве.

Он опустил взгляд на голубовато-белую морскую пену, разбегающуюся от бортов корабля. Лицо у него было угрюмым.

– А когда война окончилась, в живых осталось меньше двух третей. Королевской страже пришлось еще хуже: едва ли один из десяти вернулся домой, в Королевство.

«И поделом им!» – подумал я, но вслух этого не сказал.

– А что он вам говорил? – спросил я вместо этого. – Что король Янус назвал причиной вторжения?

Он поднял голову, глядя на Зубы Моэзиса, уходящие к туманному горизонту.

– Лазурит, пряности и шелк, – сказал он с легкой горечью в голосе. – Лазурит, пряности и шелк.

Глава первая

Лазурит, королевский дар, лежал у Ваэлина на ладони, и слабый свет ущербной луны мерцал на гладком камне. Безупречно ровную синеву нарушала лишь тонкая серебристо-серая прожилка. Это был самый крупный лазурит из когда-либо найденных. Большая часть из них были немногим крупнее виноградины, и Баркус сообщил Ваэлину, с трудом скрывая алчность, что за такой камень дадут достаточно золота, чтобы скупить половину Ренфаэля.

– О, слышите? – Голос у Дентоса был ровный, но Ваэлин заметил, как дергается у него нижнее веко. Это началось год назад, когда они заперли в ущелье большой отряд лонаков. Лонаки, как всегда, отказались сдаваться и ринулись прямиком на их строй, распевая песни смерти. Бой был короткий, но кошмарный, Дентос очутился в самой гуще, вышел целым и невредимым, но с дергающимся веком. Это становилось особенно заметно накануне битвы. – На гром похоже!

Он ухмыльнулся. Веко по-прежнему дергалось.

Ваэлин сунул лазурит в карман и окинул взглядом широкую равнину, прилегающую к морю. Редкая трава и кустарники были еле видны во мраке. Похоже, растительность на северном побережье Альпиранской империи была весьма скудной. За спиной у него шум, производимый многотысячной королевской стражей, строящейся на берегу, смешивался с грохотом прибоя и скрипом бесчисленных весел: множество мельденейских наемников подвозили к берегу все новые отряды. Однако, невзирая на шум, Ваэлин отчетливо расслышал отдаленный гром, звучащий в темноте.

– Быстро они, – заметил Баркус. – Может быть, они знали о нашей высадке.

– Ублюдки мельденейские! – Дентос отхаркнулся и сплюнул на песок. – Нельзя им доверять.

– Может быть, они просто заметили приближающийся флот, – предположил Каэнис. – Восемьсот кораблей не заметить трудно. А отсюда до гарнизона в Унтеше всего пара часов верхом.

– Как они узнали – это уже неважно, – сказал Ваэлин. – Важно, что они знают и что нас ждет нескучная ночка. Братья, по ротам! Дентос, лучники мне нужны вон на том холме.

Он обернулся в Джанрилу Норину, некогда менестрелю-неудачнику, теперь полковому трубачу и знаменосцу:

– «Стройся поротно»!