Она подошла к старой лошадке, развернула ее и направилась вниз по долине. Над западным склоном пустоши, окутанном вечерними тенями, небо казалось светлее, чем обычно, и горело красным заревом. Бьярни заметил это мгновением раньше Ангарад и остановился, положив ей руку на плечо.
— Что… — начала было она, а потом вскрикнула:
— О нет! Пресвятая Богородица, нет!
— Подожди здесь с Ласточкой, — сказал Бьярни и направился по мягкому изгибу холма к яркому пятну, разраставшемуся в небе.
Вместо ответа она кинула поводья Ласточки на ветку ободранного боярышника и мигом догнала его. Он не стал спорить, ее все равно не переубедишь, к тому же сейчас не стоило тратить время на ругань — и они пошли вместе.
— Пригнись! — шепнул он, когда они добрались до вершины холма, и остаток пути они проползли по земле. Потом они тихо лежали на краю выступа и смотрели вниз. Бьярни держал Хунина за ошейник, не позволяя ему издать ни звука. Под ними, за пастбищем, были видны усадьба и все хозяйственные постройки, ярко освещенные танцующими языками пламени. Горели амбар и конюшня, и прямо на их глазах огонь перекинулся на крышу дома, извиваясь под порывами ветра. Виднелись и люди, темные, озаренные пламенем, бегающие с горящей соломой от одного строения к другому, чтобы поджечь всю усадьбу, а на краю двора выделялась фигура в багряном плаще на красно-гнедом коне; и ветер донес до них безумные вопли:
— Сжечь ее! Сжечь ведьму!
Бьярни со свистом втянул воздух ноздрями, и на мгновенье потянулся к рукоятке меча в яростном стремлении броситься вниз по пастбищу в самую гущу этих людей, и убивать, убивать, убивать, начиная с наездника. Он поверг бы многих, прежде чем они остановили бы его.
Но если он умрет, какой толк для Ангарад? Он подавил гнев, а рука его потянулась к руке девушки и сжала ее.
— Пойдем отсюда, — сказал он.
Она вздрогнула от его прикосновения, как будто забыла о нем, но затем, не говоря ни слова, позволила ему увести себя от края холма.
Когда они отползли достаточно далеко, он встал на ноги и, крепко держа ее руку, повел за собой. Она шла, не сопротивляясь, без страха, не пытаясь убежать и даже не осознавая, что навсегда покидает свой дом.
А когда они вернулись к боярышнику, она стояла неподвижно рядом с деревом, пока он нашел лопату, вонзил ее глубоко в вереск и отвязал Ласточку от волокуш.
— Ты можешь идти? — спросил он. — Без надобности лучше не утомлять Ласточку.
Она не ответила, но пошла рядом с ним, когда он повернул на восток, ведя за собой лошадь, а Хунин брел следом.
Незадолго до рассвета они вышли на старую мощеную дорогу, от которой теперь остались лишь канавы по сторонам и щебень, покрытый вереском. Возможно, это одна из тех дорог, которую выложили римские солдаты. Бьярни слышал об этом. Нет смысла спрашивать Ангарад, которая брела всю ночь, словно околдованная темными духами с Полых холмов.
Как бы то ни было, шли они, кажется, в верном направлении. На рассвете дорога привела их к крепости у небольшого ручейка, текущего с холмистых пустошей, с берегами, заросшими орешником и рябиной. Свернув с дороги, они пошли вниз по течению ручья к заводи, переходящей в небольшое озеро, в котором отражалось небо.
Хорошее место для отдыха, вдали от дороги, хотя вряд ли по ней кто-то ходил за последнюю сотню лет. Здесь Бьярни устроил привал для своего маленького отряда, и Ангарад, как только перестала идти, опустилась на колени и села. Бьярни оставил ее между корнями рябины — обхватив руками колени, она смотрела прямо перед собой — и отвел Ласточку к озеру, чтобы дать напиться, снял с нее уздечку и пустил пастись.
В озере могла водиться рыба. Но прежде Бьярни вернулся, чтобы хоть чем-то помочь Ангарад. Он очень беспокоился — когда же она перестанет вести себя, как призрак, и очнется.
А может, ей лучше пока оставаться так… Но когда он подошел к ней, Ангарад озиралась вокруг, словно только что пробудилась от глубокого сна. Первые лучи солнца проникали сквозь ветви рябины и освещали ее лицо.
— Значит, это не сон, — произнесла она, увидев его.
Бьярни покачал головой и, неожиданно почувствовав усталость, сел рядом с ней.
— Нет, не сон.
— Я должна вернуться.
— Ты не можешь вернуться, — сурово сказал он.
— Я должна. Я не могу оставить всё Ривеллану.
— Думаю, у тебя нет выбора, — прямо сказал ей Бьярни. — Теперь ты не можешь даже выйти за него замуж.
— Я никогда не могла — и не хотела, — отрезала Ангарад. — Но я должна вернуться. Гвин Кед принадлежал моему отцу и его предкам.
Теряя терпение, он понял, что ему не удалось поколебать ее решимость. Он был встревожен и голос его зазвучал грубо:
— Земля — всего лишь земля, и где-то есть другая земля, на которой можно жить. Гвин умер, и твоему родичу не достанется оттуда ни одного живого существа.
— Кроме уток, — то ли засмеялась, то ли заплакала Ангарад.
— Мне жаль, что мы не спасли твоих уток. Зато спасли Ласточку. — К своему удивлению он, немного неуклюже, взял ее за руку. — Я отведу тебя в обитель к святым сестрам, если хочешь. А если нет, тебе остается только пойти со мной в Рафнглас.