Песнь молодости

— Цзян Сяо-сянь жестокий человек. Вчера вечером он расстрелял пятнадцать коммунистов. Все они были славными молодыми людьми, совсем юными; среди них — три девушки. Вы подумайте, Линь Дао-цзин, стоит ли идти к такому концу? Неужели вы думаете, что в нашем мире смерть кучки таких, как вы, действительно поможет установлению великого согласия на земле?

— Низкой душе никогда не понять благородных поступков. Господин Ху, если есть у вас дело ко мне, говорите. Если же вас подослал Цзян Сяо-сянь, можете арестовывать меня снова.

Голос звучал спокойно, она отвернулась от него.

— Ха-ха-ха, барышня Линь! К чему эти шутки? Откуда у меня могут быть такие намерения? Если бы вопрос решал я, все было бы в порядке, но, к сожалению, вы попали в руки к Цзян Сяо-сяню, и только мое поручительство помогло вам. Но я подумаю над тем, чтобы спасти вас.

С этими словами Ху Мэн-ань встал, взял со стола портфель, достал из него несколько кредиток, затем медленно подошел к Дао-цзин и, протянув ей деньги, сказал:

— Оставляю вам немного денег, сделайте себе несколько красивых платьев. Эх, барышня, человеку дана только одна жизнь, а цветку только один сезон! Я видел много красивых женщин, но все они не стоят вас… Не обижайте меня — это ведь такой пустяк.

Дао-цзин была бледна и неподвижна, как каменное изваяние.

— Дайте руку. Я хочу вложить их в ваши милые ручки… — покосившись на Дао-цзин, Ху Мэн-ань взял ее за руку.

Удар — и пачка ассигнаций полетела в самодовольное лицо Ху Мэн-аня. Деньги упали на пол. Ху Мэн-ань остолбенел.

Подняв деньги, Дао-цзин вышвырнула их в окно, вслед за ними туда полетели и розы. Она стремительно выбежала во двор. Но как только она приблизилась к воротам, здоровенный верзила преградил ей путь:

— Нельзя!

У ворот дежурил вооруженный агент. Дао-цзин машинально отпрянула и устало прислонилась к инби[88] перед вторыми воротами. Она с надеждой смотрела на двери соседей, выходившие во двор. Как хотелось ей в это мгновение найти хоть какое-нибудь местечко, где можно было бы спрятаться! Но двери были заперты — соседи, конечно, знали, что в доме что-то происходит: кругом стояла мертвая тишина.

Поняв, что убежать не удастся, Дао-цзин неожиданно успокоилась и замерла на месте, хладнокровно ожидая, что будет дальше.

Ху Мэн-ань выскочил во двор и подобрал деньги. От его вежливого и смиренного вида не осталось и следа. Он свирепо стиснул зубы и, размахивая пистолетом, проговорил:

— Ты дрянь! Коммунистическая преступница! Дрянь!.. Я еще намеревался тебя спасти… неблагодарная!

Дао-цзин неподвижно стояла на месте. Лучи поднимающегося солнца играли на ее бледном, ничего не выражавшем лице; она не испытывала ни страха, ни негодования, не чувствовала ничего и ни о чем не думала. Ее не пугало даже то, что этот палач может сейчас выстрелить. Но этого не произошло. Ху Мэн-ань только потрясал своим пистолетом. Увидев, как оцепенела Дао-цзин, он холодно рассмеялся:

— Ишь, какая храбрая! Драться! Осмелилась драться!.. Мне жаль только твоей молодости… Даю тебе три дня, и если за это время ты не образумишься… — Он сверкнул на Дао-цзин глазами и со злостью сплюнул. — Тогда уж, барышня, не обессудь!..

Тяжело застучали башмаки, и Ху Мэн-ань удалился, захватив с собой портфель.

Когда он ушел, Дао-цзин медленно вернулась в свою комнату и бессильно опустилась на стул. Она снова почувствовала себя бесконечно одинокой и слабой; ее маленькая комнатка показалась сейчас Дао-цзин такой пустой и холодной. Кто-то чужой хозяйничал в ней, на полу валялись окурки… Дао-цзин не выдержала и, упав головой на стол, горько разрыдалась.

— Не плачь, милая! Кто же это так тебя обидел?

Чья-то теплая маленькая рука коснулась Дао-цзин. Она вздрогнула и подняла голову. В ее комнате стояли люди, человек пять. Это были ее соседи и соседки по пансиону, в большинстве своем студенты Пекинского университета. Рядом с Дао-цзин, поглаживая ее по плечу, стояла маленькая стройная девушка. Дао-цзин не знала ее имени. Все лица выражали участие.

— Что это за человек? Почему он так?.. — торопливо спросила маленькая студентка. Она смотрела на Дао-цзин вопросительно и сочувственно. Дао-цзин словно ожила. Она предложила всем сесть, вытерла слезы и рассказала соседям обо всем, что произошло за эти два дня.

— Собака! Изверг! — выслушав Дао-цзин, в гневе воскликнула маленькая студентка.

— Черт возьми, пистолетом угрожать человеку! Ты должна пожаловаться на него в суд! — с возмущением произнес один из пришедших, человек лет тридцати, в длинном халате и очках.

— Ты уж лучше помолчи, Дэн, — заметил молодой студент, — копаешься целыми днями в своей древности — разве тебе понять, что суд и гоминдановское правительство — одна компания.

Молодые люди сочувствовали несчастью своей соседки, но никто не мог ей помочь.

— Спасибо вам! — тихо проговорила Дао-цзин. — Не со мной одной так случилось…

— Правильно! — отозвался кто-то.

Вздыхая, студенты разошлись. В комнате осталась лишь маленькая девушка. Она сочувственно тронула Дао-цзин за руку и спросила: