Песнь молодости

Цзян Хуа временно поселился в школе. Когда Дао-цзин уходила на уроки, он тоже куда-то исчезал и возвращался лишь поздно вечером. Вечерами они подолгу беседовали: он задавал вопросы, помогал отвечать на них, анализировал и разбирал вместе с ней различные проблемы революции. И если вдруг кто-нибудь из любопытных учителей заглядывал к Дао-цзин, он видел двух тихо беседующих людей. Цзян Хуа умолкал и с лепкой улыбкой поднимался с места, а Дао-цзин спокойно становилась рядом с ним, не скрывая своей радости и Счастья.

«Влюбленная парочка», — решал вошедший и, удовлетворенный, уходил, а они продолжали разговор, прерванный приходом незваного гостя. Однажды Дао-цзин настойчиво спросила Цзян Хуа:

— Скажите, где вы жили раньше? Что заставило вас приехать сюда? Я много раз уже спрашивала вас об этом. Почему вы избегаете этой темы?

— Я приехал к вам в Динсянь, чтобы найти работу. Больше ничего. А моя прошлая жизнь? Ну что о ней можно сказать?.. Она очень обыкновенная. Как-нибудь при случае расскажу.

* * *

Цзян Хуа обычно возвращался лишь поздно вечером. Сегодня Дао-цзин, прождав его до полуночи, начала беспокоиться. Ей не спалось. Цзян Хуа никогда не говорил Дао-цзин, по каким делам он уходит. Лишь далеко за полночь она, наконец, услыхала легкий стук в окно и тихий шепот:

— Дао-цзин, Дао-цзин…

Она поспешно вскочила с постели, подкрутила фитиль в лампе и открыла дверь.

Цзян Хуа был в рваной крестьянской одежде, весь измазан грязью.

При слабом свете лампы Дао-цзин увидела, что он очень бледен. Повалившись на стул, Цзян Хуа некоторое время был, недвижим и безмолвен.

Дао-цзин с испугом смотрела на него, ее сердце беспокойно стучало.

— Дао-цзин, произошла неприятность… Я должен немедленно уехать. — Его лицо скривилось, словно каждое слово доставляло ему нестерпимую боль. Умолкнув на минуту и переведя дух, он продолжал: — Сначала я рассчитывал, что побуду у вас подольше, но, к сожалению, мои планы нарушились. Прикрутите, пожалуйста, фитиль еще — чем меньше будет света, тем лучше.

Дао-цзин уменьшила огонь в лампе, затем подошла к Цзян Хуа, внимательно посмотрела на него. По ее лицу тенью промелькнул испуг. На его правом плече и руке расплывались красные пятна. Кровь?

— Вы… Вы ранены? — быстро спросила она шепотом. — Как это случилось?

— Найдите мне, пожалуйста, кусок материи для перевязки.

Когда Дао-цзин поспешно нашла все, что было необходимо, он взял у нее кусок полотна и левой рукой сям обвязал раненое плечо. Затем он попросил Дао-цзин потуже забинтовать его. Как только она немного стянула повязку, сквозь полотно яркими пятнами проступила кровь.

— Дао-цзин, очень жаль, что я не успел с вами о многом поговорить. — Цзян Хуа говорил тихим, слабым голосом. — Последние дни мы беседовали преимущественно о разных мелочах, и я не ожидал, что обстоятельства изменятся так быстро. Ну, так как, вы хотите выполнять какую-нибудь практическую работу?

— Конечно! Но, брат Цзян, скажите мне, пожалуйста… — Она хотела задать вопрос, который давно уже мучил ее. Сердце Дао-цзин застучало быстрее. Пересилив себя, она тихо спросила: — Скажи мне… ты член Коммунистической партии?

— А что?

— Я, я… Ты можешь рекомендовать меня тоже в партию?

Цзян Хуа сидел на стуле, прислонившись головой к стене.

Превозмогая приступ острой боли, он закрыл глаза. Через минуту он поднял веки и посмотрел на Дао-цзин. Его бледное лицо осветилось улыбкой:

— Ты, конечно, понимаешь значение слова «проверка». Жизнь научила тебя понимать, что такое партия, что такое революция. Но революционеры и партия также должны иметь ясное представление о тебе, должны испытать тебя… Дао-цзин, если ты выдержишь испытание, двери партии откроются для тебя, — он тихо кашлянул и бессильно поник головою.

Но через мгновение он выпрямился и ласково, как старший брат, глядя на нее, продолжал:

— Ты не переживай. У тебя будет возможность стать членом партии. А сейчас тебе нужно заняться практической деятельностью. Ты еще не проводишь никакой работы среди учащихся школы и твоих коллег-учителей, да и в семьях своих учеников тоже. После моего отъезда тебе нужно начать это делать. Давай-ка обсудим, как следует это начинать.

Их разговор закончился лишь перед рассветом. Цзян Хуа с усилием поднялся и посмотрел в окно.

Небо уж начало светлеть. Обернувшись к Дао-цзин, Цзян Хуа тихо сказал ей:

— Действовать надо смелее, но и осторожно. В первую очередь нужно добиться сплочения учителей. Я уверен, что ты стравишься с этим. Ну, пока еще совсем не рассвело, я должен идти. Достань-ка, пожалуйста, мой саквояж, я переоденусь.

Дао-цзин смотрела, как Цзян Хуа снял пропитанную кровью рубашку и свернул ее, как он умывался одной рукой, как собирал вещи. Ее сердце учащенно билось.

— Ты действительно хочешь ехать? Ведь рана кровоточит…

— Ничего, — улыбнулся Цзян Хуа побелевшими, без единой кровинки губами. — Вчера едва я открыл собрание, как мы были окружены баовэйтуанями[92]. Когда прорывались из окружения, меня и зацепило. Ну, да это пустяк! Сейчас обстановка осложнилась, и я должен уехать в другое место.