Песнь о двадцатилетних

Вновь город укрыла полночная тьма,Вернулся в гостиницу я неохотно,И юности праздник, сводящий с ума,Остался, как прошлое, за поворотом.Сосед мой по номеру хмур был, как ночь,Он мерил шагами квадратные метры…Не ведая, как ему можно помочь,Я кресло подвинул к нему незаметно.— Присядь же, приятель, в ногах правды нет.Хоть, может быть, и не мое это дело,Но чем же ты так опечален сосед,Что кажется черным тебе свет наш белый?И острое слово его, как игла,Вошла прямо в сердце мне невыносимо:— Сегодня счет с юною жизнью свелаЯпонская девушка из Хиросимы…Ей было лишь двадцать… Но, Боже мой, какВ тот день, когда юность страны ликовалаРешилась она на трагический шаг?..

Неужто ей мать ее не помешала?— Она сирота, — обречено сказалТоварищ мой и закурил сигарету…Ладонью он влажные вытер глазаИ повесть продолжил печальную эту.— Представь себе: лето — вокруг благодать,Жара августовская невыносима,И нянчится двадцатилетняя матьС младенцем в одном из домов Хиросимы.Чудесной девчушке и годика нет…Под вишнею мама ее укачалаИ в дом возвратилась готовить обед…Ах, если бы это начать все сначала!Но прошлое не возвратить никому,Лишь память одна туда знает дорогу.Лежит городок в предрассветном дымуТак тихо, как будто он молится Богу.А там наверху, в ледяной вышине,Уже равномерно рокочут моторы

И бомба, застывшая, словно во сне,На мирную землю обрушится скоро.Мгновенье… И палец на кнопку нажал…Младенец лежит в колыбели под вишней,А сверху летит смертоносный металл,Что не остановит уже и Всевышний.И гриб, разрастаясь у всех на глазах,Как чудище, мир растерзал кровожадно…И замерло время на мертвых часах,Которым уже ничего здесь не жалко.… А летчик с заданья вернулся домой,Устроился в кресле с дочуркою рядомИ к сердцу прижал ею той же рукой,Которой на город он сбрасывал атом.И девочка нежно прильнула к нему,И сжала ладонь его с детскою силой,Не зная о том, что в огне и в дымуРаспятая бомбой лежит Хиросима.Где бедный младенец под вишней кричит,

Но мать его больше уже не услышит —В воронке от дома дымят кирпичи,И воздух отравлен, а девочка дышит…Пройдет двадцать лет, и узнает онаО том, что болезнь у нее лучевая…Помедлит немного в проеме окнаИ вниз устремится, глаза закрывая.Одна из ста тысяч таких же сирот,Не знавшая с детства родительской ласки…В тот август отец ее бедный в животВонзил от отчаянья меч самурайский.Тогда ему столько же было, как ей,И он не сумел пережить Хиросимы —О смерти семьи он услышал своей,И в сердце отчаянье не пересилил.Но если б он знал, что жива его дочь,Которую вишня, как мать заслонила,Он смог бы отчаянье свое превозмочьИ меч спрятать в ножны… Но было, что было.

И больше на свете их нет — всех троих…И это одна только жертва из многих,Цветущих, как сакура, и молодых,Отважных и робких, веселых и строгих.Их вычеркнул атомной бомбы удар,Как будто бы вырвал из книги страницу…Без них стал неполным земной этот шар,Забывший их неповторимые лица.С тех пор непонятно, где ад, а где рай,Как будто исчезла гармония в мире,Который, отчаявшись, как самурай,В конце концов, сделал себе харакири.И красная кровь по планете бежитИз этой открытой дымящейся раны,А с ней незаметно уходит и жизнь,Которую мы не храним, как ни странно.О люди! Какие найти мне слова,Чтоб вы хоть на миг осознали все это?Покуда в нас совесть и вера жива,Не сможет погибнуть и наша планета.