Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц

Но даже в этом состоянии реальность не давала мне покоя. Если не решить вопрос с работой, невозможно продолжать нормально жить. Несколько раз повторялось одно и то же: я ходила на собеседования, где меня чуть не тошнило от неуверенности и напряжения, и мне отказывали. Каждый раз, когда приходило очередное сообщение об отказе, во мне росло желание махнуть на себя рукой – ведь мне ни за что не удастся жить и работать, как всем, а уменьшающаяся на глазах сумма на банковской книжке только усиливала это ощущение. Ан и Михару подбадривали меня, правда от их слов уже не только не возникало душевного подъема, а наоборот – я глубже и глубже погружалась в отчаяние. Ради меня они отказывались от выходных, носились повсюду, устраивая мою жизнь. Ан даже использовал свой оплачиваемый отпуск. Как я могла и дальше пользоваться их бескорыстной помощью?! Я чувствовала постоянное давление: надо было как можно быстрее устраиваться на работу, чтобы они перестали за меня волноваться. Я изо всех сил старалась быть перед ними веселой, а вернувшись к себе, рыдала, совсем истощенная, – вот и весь результат моих усилий. То ощущение счастья, которое возникло у меня от слов Ана, когда я только уходила из дома, совершенно исчезло.

Каждый день меня тошнило вдали от людских глаз, но как-то вечером дверь тихонько приоткрылась. Я ожидала снова увидеть банку с пивом, но Минэко вместо этого запустила по полу маленький MP3-плеер.

– Послушай это.

– Что это?

– Голос пятидесятидвухгерцевого кита.

Дверь так же тихо закрылась, я осталась одна, вытерла слезы и сунула наушник в ухо. Нажала кнопку – и до меня сразу же донесся голос со дна моря…

* * *

Пятьдесят Два взглянул на меня снизу вверх. Глядя в его невинное лицо, я принялась за рассказ:

– Ночами я не могла уснуть: боялась оставаться одна, поэтому плохо спала. Даже иногда плакала втихаря. Но, если слушала голос этого пятидесятидвухгерцевого кита, который подарила Минэко, странным образом мне удавалось заснуть. И кошмаров не было. И тогда я спросила ее, что это такое, но она болтать не любит, поэтому просто сказала – мол, если тебя это интересует, сама узнай. Вот я и пошла в библиотеку, поискала там… И то, что узнала, оказалось для меня шоком.

Сидя в библиотеке у окна, под мягкими солнечными лучами, я чуть не рыдала в голос. Это же я! Мой голос и был голосом пятидесятидвухгерцевого кита, который не достигал ничьих ушей.

И все же мне удалось встретить человека, который меня услышал: Ан спас меня, вытащил в тот мир, где были друзья. Мне нельзя забывать то время, когда я считала, что этого достаточно для счастья. Нельзя забывать радость от того, что тебя услышали…

– И вот с тех пор, когда я слышу голоса китов, успокаиваюсь и крепко засыпаю.

Стоило мне успокоиться, как я нашла работу: устроилась на завод паять детали электроприборов. И вечером первого дня работы Михару и Ан угостили меня ужином в ресторане. Минэко тоже решила мне что-нибудь подарить на память, и я попросила тот плеер. Она рассмеялась, мол, если меня устроит такое старье, то она дешево отделалась, и согласилась.

После того я примерно с год прожила вместе с Минэко, однако наше общение не стало ближе. Она никогда не переступала линию, которую сама для себя начертила, и другим не позволяла этого делать. Как-то раз она сказала мне, что больше не сможет жить со мной, потому что возвращается в родные места, но я так и не узнала, куда она уехала. Я знала лишь одно: у нее тоже были ночи, когда она засыпала под голос пятидесятидвухгерцевого кита. И пускай я не знаю, где она, чем сейчас занимается, у меня нет к ней иных чувств, кроме благодарности. Благодаря ее доброте я смогла вернуть чувство общности с другими людьми, чувство, которое уже начала терять, и узнала, что существует нечто незаменимое. Надеюсь, она счастлива.

– Я и сейчас, когда не могу уснуть ночью или когда чувствую себя смертельно одинокой, слушаю голос пятидесятидвухгерцевого кита. Только теперь думаю не о своем голосе, а о тех пятидесятидвухгерцевых голосах, которые направлены ко мне.

Пятьдесят Два вопросительно посмотрел на меня, и я улыбнулась.

– Поэтому я слушаю твой голос… Да, кстати, расскажешь мне побольше о бабушке Суэнаге, о которой упомянул утром?

Хотелось расспросить его подробно, но Пятьдесят Два не стал брать ручку. Я попыталась еще раз и протянула ему ручку с тетрадкой, но он помрачнел.

– Не хочешь рассказывать? Но тогда мы никуда не продвинемся. Пожалуйста.

Тогда Пятьдесят Два взял ручку и неохотно начеркал: «Это мама отца».

– Мама твоего папы? То есть она за тобой присматривала? А папа?

«Не знаю».

Не знает отца? Как это вышло?

– То есть отца ты не знаешь, но бабушка присматривала за тобой, я правильно поняла?

«И еще Тихо, папина младшая сестра», – написал он.

– Хм. Раз это младшая сестра твоего папы, она-то точно еще жива. А где они жили? Недалеко отсюда?

«В Басяку».

– Где?! – вырвалось у меня.

Наверное, какая-то местность поблизости? Но пока я металась, он написал: «Это в Китакю сю».

Китакюсю – это, кажется, префектура Фукуока. Я плохо разбираюсь в географии.