В поведении Котоми не было ничего необычного. Я смотрела, как она принимала заказы, приносила еду, с улыбкой общалась с другими официантками, с посетителями, и думала: неужели это и правда мама Пятьдесят Два? Ребенка со вчерашнего вечера нет дома, как она может спокойно работать? Я пришла с надеждой: может, она бегает в поисках, может, выглядит обеспокоенной.
Пятьдесят Два сказал, что ему тринадцать лет. Первый год средней школы – он же еще маленький. Неужели ее не беспокоит, где он провел ночь?
Через некоторое время мне принесли мою тэмпуру, но откуда было взяться аппетиту? Я попросила другую официантку завернуть мне заказ с собой и решила отнести гостинец Пятьдесят Два, который ждал меня дома. Кое-как запихала в себя рис, суп мисо и маринованные овощи и расплатилась.
Котоми сразу вышла вслед за мной, но я еще раздумывала, что и как ей сказать. Она работала с совершенно обычным видом, и это так меня удивило, что я обратилась к ней. Пока я раздумывала, мать Пятьдесят Два захихикала:
– Знаешь, между нами ничего нет.
– Что?! – вырвалось у меня.
Она смущенно ответила:
– Между мной и Муранакой. Не волнуйся. Он наверняка что-то такое сказал про меня, да? Но можешь не переживать, у нас нет никаких отношений. Он просто со школы был в меня влюблен, но это все. Мы не встречаемся, ничего такого.
Я совершенно не могла понять, о чем она говорит, как будто она говорила не по-японски. Но Котоми крепко свела брови вместе и скривила губы:
– Фу, какой он! Разве можно так пугать свою девушку?
Тут до меня наконец дошло, что она неправильно меня поняла.
– Хочешь, позвоню ему и отругаю? Скажу, чтобы не заставлял тебя волноваться. Ой, я же не знаю его номер. Дашь?
– Подождите, подождите. Я не девушка Муранаки. Я хотела поговорить о вашем сыне, – поспешно заговорила я, и с лица женщины исчезли всякие эмоции. Лицо стало бесстрастным, морщины вокруг рта углубились.
– Мы с вашим сыном подружились…
– Нет у меня никакого сына, – отрезала Котоми совершенно другим, низким голосом.
– Что?! Но как? Я ведь…
– Правда нет. Вы меня с кем-то путаете.
– Но Муранака сказал, что есть…
Это что, какая-то ошибка? Котоми с досадой щелкнула языком.
– Как он меня достал! Ладно. Так чего там? – безразлично спросила она.
То, с какой скоростью она изменилась, напомнило мне мать. Это заставило меня вспомнить прошлое, до которого мне уже не было никакого дела, отчего стало тяжело дышать. Я повторила:
– Говорю же, мы подружились…
Котоми подняла одну бровь:
– Так он что, у тебя?
– Да. И я хотела поговорить о вас и о нем.
– Мне не о чем говорить! Если мешает – выгони. Большое спасибо, приходите еще!
Это открылась дверь и вышел посетитель, к которому она обратилась с улыбкой, но, когда он ушел, ко мне повернулось холодное лицо. А потом женщина процедила: «Бездомный кот».
– Если накормить бездомного кота, он начинает приходить к тебе опять, и со временем это надоедает. Ты это хотела сказать? Так не корми его! Приласкать, а потом выгнать – это тоже один из видов насилия, знаешь?
Ее слова меня взбесили – наверное, потому, что я частично чувствовала виноватой в потакании своему одиночеству… Но дело ведь не только в этом!
– Он сбежал от вас и прибежал ко мне. Он был весь облит кетчупом и дрожал! Что вы с ним сделали? – резким тоном спросила я, а в ответ Котоми коротко пожала плечами:
– Он без спроса съел мою пиццу. Вот и наказала. Надо было не кетчупом, а табаско его облить.
Меня напугало безразличие на ее лице. Женщина совершенно не чувствовала своей вины в том, что совершила.
– Это ведь ваш родной сын! Как вы можете с ним так поступать? – Я чувствовала, что мой голос начинает звучать резко.
Котоми тут же сузила глаза, потом сказала:
– Спрошу в свою очередь: а почему я не могу так поступить? Я его родила, я его ращу, это мой ребенок! Что хочу, то и делаю с ним. И вообще, из-за того, что я его родила, вся моя жизнь пошла наперекосяк. Ты так говоришь, будто это я наношу ему вред, но на самом-то деле я – потерпевшая!
– Что?! Вы это серьезно насчет потерпевшей?!
– Конечно, серьезно. Мне пришлось взять на себя уйму ненужных хлопот, вытерпеть уйму страданий. Мне и сейчас приходится так тяжело, а он живет себе, в ус не дуя, настоящий паразит. И что, я должна еще и заботиться о нем? Не дождетесь!
Котоми, скривив губы, расхохоталась. Она говорила о том, что ей не нужен этот бесполезный ребенок, помеха, связывающая ее по рукам и ногам. О том, что она каждый день жалеет, что родила этого червяка. Был бы червяк, раздавила бы – и дело с концом, а этот, выходит, еще хуже.
Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ее, я готова была расплакаться. Неужели мальчишка вынужден постоянно выслушивать эти проклятия?
– Хватит! Хватит!
Я не смогла дослушать ее до конца. Наверное, я слишком слабая, просто было ощущение, что сойду с ума, если послушаю ее еще хоть чуть-чуть.
– За мальчиком буду присматривать я. Вас это действительно устроит? – уточнила я. Мать Пятьдесят Два грубо ответила: