Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц

Было так жарко, что мы обливались потом. По дороге мы купили бутылочный чай и шли, выискивая тень. Пройдя улицу с беспорядочно разбросанными на ней забегаловками, мы явно вышли в знакомые Пятьдесят Два места, и он зашагал впереди. Пройдя по широкому проспекту, где стояли магазины, подросток свернул на маленькую дорожку. Он вел нас по узенькой улочке мимо гостиниц для свиданий с обшарпанными вывесками, прошел мимо детской площадки, где не было ничего, кроме скамеек, и наконец добрался до старого домика. За сгнившими воротами виднелись высокие заросли травы. Буквы на деревянной табличке выцвели, но можно было различить, что там написано «Суэнага».

– Это здесь? – уточнила я, и Пятьдесят Два, кивнув, прошел по траве ко входу.

Он несколько раз нажал кнопку, но звонок, видимо, не работал – мы ничего не услышали. Делать было нечего, и я заколотила по двери.

– Добрый день! Есть кто-нибудь?

Кажется, в доме никого не было. Я бросила взгляд на ближайшее окно – оно было закрыто выцветшими занавесками, и заглянуть внутрь возможности не было.

– Есть кто-нибудь? – крикнула я еще несколько раз, но Михару сказала:

– Какой-то нежилой дом. Трава не примята – по-моему, там никого нет.

Тогда я вытерла пот и подняла голову. Пока я думала, что нам делать, раздался голос:

– Ит-тян, это ты?

Я обернулась. От ворот к нам шла сгорбленная бабуля:

– Ит-тян, это ты? Как ты вырос-то!

– Вы знаете Пять… Этого мальчика? – спросила Михару, и бабка, нахмурившись, с подозрением посмотрела на нас.

– А вы кто такие?

– Видите ли, мы ищем родных этого мальчика. Так что…

– Ясно. Значит, она все-таки его вышвырнула, – бросила незнакомка, и меня удивила резкость в ее голосе. Она взяла Пятьдесят Два за руку. – Она такое творит! Я ведь говорила: надо в полицию заявить!

Бабка почти кричала. Потом, оглядев Пятьдесят Два, она ласково спросила:

– Ит-тян, ты как, заговорил? Тихо уж так волновалась, все время плакала, пока тебя искала.

Я поспешно подскочила к пожилой женщине и спросила ее:

– Простите, пожалуйста. Вы не могли бы рассказать нам, что произошло? Я сейчас присматриваю за мальчиком вместо матери. Только совсем не знаю, что и как, а он нас привел сюда…

Бабка посмотрела на Пятьдесят Два. Он утвердительно кивнул, и она глубоко, всем телом, вздохнула. А потом сказала мне:

– Пойдем ко мне. Это здесь, рядом. И ты, Ит-тян. Налью вам домашнего сливового сока, который ты любишь.

Я, переглянувшись с Михару, кивнула. Может быть, все получится. Возможно, нам удастся отвести Пятьдесят Два к людям, которые его любят.

Однако я быстро поняла, что рано обрадовалась.

– Умерла?

– Ее сбил водитель, заснувший за рулем. Погибла мгновенно.

Тетя Пятьдесят Два – Тихо – в прошлом году стала жертвой ДТП. За год до этого от болезни умерла ее мать, Макико, и девушка в одиночку жила в этом доме.

– А отец Ит-тяна – старший брат Тихо, Такэхико – никчемный человек. Обрюхатил старшеклассницу, притащил домой – мол, женюсь, но не работал, только по бабам бегал. Был бы жив его отец, может, усовестил бы, да умер рано. В общем, когда Ит-тяну было два годика, Такэхико перестал появляться дома. Слышали мы, что он перебрался к какой-то бабенке в Окасу. Тогда Макико с невесткой поехали туда за ним, а он их грубо выгнал. Вернулись избитые, с распухшими лицами.

Все это бабка – ее звали Фудзиэ – рассказала нам с суровым видом. Котоми, ожидая загулявшего мужа, осталась у Суэнаги и воспитывала сына. Сначала она со свекровью и золовкой жила дружно, работала неполный день кассиршей в супермаркете, внося свою долю в семейный бюджет.

Наверное, первое время Котоми старалась. Нельзя сказать, что она не прилагала усилий ради мужа и сына. Да только после того, как муж предал ее, после того, как ей пришлось вынести жестокие побои, ее словно подменили.

– Бросила работу, стала шляться по злачным местам. Личико у нее было миленькое, так что ее там привечали. Потихоньку и она перестала появляться дома. Иногда ее привозил на машине какой-нибудь мужик, и она гордо оставляла деньги, мол, на ребенка. Макико и Тихо изо всех сил растили Ит-тяна – на ребенке-то вины никакой нет, да и я сама часто за ним присматривала.

Фудзиэ жила в деревянном многоквартирном доме по соседству от семьи Суэнага. Видимо, она была вдова – в углу крохотной комнаты стоял маленький буддийский алтарь. Пятьдесят Два сидел рядом с алтарем и вертел в руках стакан со сливовым соком. Глядя на него, та сощурила глаза.

– Мальчонка поздно начал разговаривать, долго молчал. Макико волновалась, водила его по врачам. Ему шел уже четвертый год, когда он наконец сказал «ба-ба». Ох, как все обрадовались. А этой не понравилось – дескать, почему не сказал «мама». А с чего бы, если ее никогда дома не бывает? Разозлилась она… и прижгла Ит-тяну язычок сигаретой.

Михару тоненько взвизгнула, а я от ужаса не смогла никак отреагировать. Одними глазами посмотрела на Пятьдесят Два, который высыпал из стакана лед себе в рот и крутил льдинки языком.