Песнь огня

– Нет, – побелев, прошипела Электра. Она задыхалась, и казалось, вот-вот упадет в обморок.

Поэтому я вручил тарелку Сти, который скормил подношение девочки собакам. В этот момент они действительно были рады нашей компании.

Его начало клонить в сон, и я сам впал в легкое оцепенение, из которого меня вывел внезапный шум голосов. Сначала я решил, что это начало той стадии вечера, когда гости уже достаточно опьянели, а значит, вполне ожидаемо, что они снова захотели бы поиздеваться над нами развлечения ради. Но потом я увидел его, Гриффа Гаресона, ступившего в зал из дождливой ночи. Его приветствовали криками и аплодисментами, как героя Норчии. Он пожал плечами, словно отмахиваясь от их восхищения с застенчивым удовольствием, и позволил ввести себя в зал как долгожданного короля. Он скинул с себя мантию, вода стекала с него, словно с косматого медведя. Сломленного горем мальчика, за которым я ухаживал последние несколько недель, сменил мужчина, который обрел прежнюю стойкость. Стражники вернули его к жизни.

Затем кто-то прошептал ему что-то на ухо. Его тело напряглось и оцепенело. Он уставился туда, где я сидел с собаками.

Впервые за сегодняшний вечер мне по-настоящему захотелось, чтобы пол разверзся у меня под ногами.

Он приблизился к нам, и когда понял, что происходит, его лицо исказилось. Сти заворочался, съеживаясь при виде возвышавшегося над нами мужчины, но затем узнал его.

– Грифф? – сказал он, протирая глаза.

– Кто это сделал, маленький господин?

Я ответил за Сти:

– Не вмешивайся.

– Черта с два я не буду вмешиваться.

Весь остров только и говорил об этом, и единственным человеком, с которым они забыли это обсудить, был Грифф Гаресон.

– Ты не понимаешь. Если вмешаешься… они скажут, что я твой… – Сти и Электра в любом случае не знали этого слова. И я заставил себя произнести его, с трудом исторгнув из своего горла.

Несколько мгновений он просто смотрел на меня.

А затем повторил:

– Кто это сделал?

Меня охватило чувство, будто я видел, как растет грозовая туча, потому что Грифф буквально метал молнии от ярости. Чувство облегчения вперемешку с ненавистью к себе опьяняло меня. Я знал, что последует дальше, и жаждал этого. Какими бы ни были последствия.

Я махнул рукой в сторону стола под знаменем клана Туррет, где главные виновники моего позора накачивались вином.

Грифф отвернулся от нас, и разразилась буря.

Если норчианцы желали устроить каллиполийцам интересное зрелище, то их старания увенчались успехом. Ярость Гриффа обрушилась на группу моих обидчиков. Он сломя голову бросился к столу, ударив первого попавшегося человека лицом об стол, прежде чем кто-нибудь успел понять, что произошло. Друзья Шонана, большинство из клана Кракен, несколько из Туррета, с криками вскочили, но Грифф орал громче всех, и им пришлось умолкнуть. С ним не было дракона, но казалось, что он был рядом с ним.

– Вон! – орал он, тряся человека, которому сломал нос. – Убирайтесь!

Они бросились наутек.

Но Шонан, сидевший неподалеку от главного стола среди почетных гостей, скрестил руки на груди, ухмыляясь. Он бесстрашно произнес:

– Мне было интересно, увидим ли мы сегодня демонстрацию любви Гриффа Гаресона к драконорожденным.

Грифф медленно оборачивается к нему с видом дракона-грозовика, готовясь обдать его струей пламени.

– Скажи это еще раз в лицо моему дракону, Шонан, – произнес он.

Шонан бесстрастно поднял руки. Они были покрыты шрамами от ожогов, оставшихся с тех пор, как он служил мишенью в загоне для драконорожденных.

– Я не осмелюсь. В этом-то и дело, не так ли?

Старейшины клана с любопытством переводили взгляды с Шонана на Гриффа. Грифф сжимал и разжимал кулаки, словно обдумывая решить этот вопрос в кулачном бою, забыв о драконе. Фионна, Брэн и остальные наездники Вайды обменивались тревожными взглядами. И хотя я сказал Фионне, что завязал с норчианской политикой, мне очень хотелось надеяться, что в этот раз Грифф не выставит себя идиотом. Для любого политического соперника, желающего изобразить Гриффа наглым задирой с драконом или же просто романтичным дураком, будет на руку столь неподобающее публичное зрелище.

Но, слава его Наг и ее святыням, Грифф, кажется, почуял ловушку.

Собрав волю в кулак, он отвернулся от Шонана к гостям, собравшимся в зале, и обратился к каллиполийцам на звонком драконьем языке:

– Норчия вовсе не так обращается со своими гостями или политическими заключенными. От имени моего народа я прошу прощения за этот позор.

Сидевшая за главным столом Крисса сюр Фаэдра отрывисто кивнула.

Грифф обернулся, чтобы посмотреть на нас. А затем направился в нашу сторону.

– Вы все! – рявкнул он Электре, Сти и мне. – Идите садитесь!

Последнее, чего я хотел в этот момент, – это сесть за стол в этом зале, но Грифф выглядел таким разъяренным, что об уходе не могло быть и речи, поэтому Электра, Сти и я направились к свободным местам, откуда Грифф прогнал моих обидчиков, и он с размаху поставил перед нами три кубка.

Он налил нам вина, не пролив ни капли, потому что даже в ярости его воспитание оруженосца давало о себе знать.