Советские дети подрастают в атмосфере замкнутости, недоверия, подозрительности. Вступить в разговор или дружеские отношения с ребёнком кого-либо из советских офицеров, который живёт рядом с нами и нас прекрасно знает, для нас гораздо трудней, чем с любым немецким карапузом на берлинских улицах.
Немецкие дети, родившиеся в эпоху Гитлера и растущие в годы после капитуляции, не могут быть эталоном образцового ребёнка.
Они родились в тоталитарном государстве, пережили кошмарные трудности тотальной войны в современном тылу, сегодня они вместе со своими родителями на каждом шагу чувствуют на себе все тяжести проигранной войны.
У нас нет другого сравнения перед глазами. Тем тяжелее наблюдать эту огромную внешнюю и внутреннюю разницу в детях двух систем. Ведь дети — это наше будущее!
Ребёнок и его воспитание в дошкольном возрасте — это почти исключительная функция матери. Советская мать не имеет времени для ребенка — она или на службе, или в вечных очередях в погоне за куском хлеба, за каждым пустяком, необходимым в жизни.
Характерная деталь — у немцев не принято держать тёщу в доме, это считается семейной катастрофой. Да и сами немецкие тёщи, выдав дочку замуж, считают, что им теперь ещё можно «пожить» — они взапуски катаются на велосипедах, ходят в кино и живут в свое удовольствие.
В советской семье, где есть ребёнок, явление как раз обратное. Тёща в доме — это счастье для матери и, в особенности, для ребёнка. Советские дети обычно подрастают на руках у бабушки.
Если у немецкой женщины после сорока лет и после выдачи дочки замуж часто начинается «вторая молодость», то русская женщина в сорок лет практически не имеет личной жизни и полностью посвящает себя «второй семье» — своим маленьким внучатам. В этих случаях можно ожидать нормального воспитания ребёнка.
Если говорить обобщённо: немецкая женщина принадлежит семье, американская — society[20]
, а советская — государству. Теперь спрашивается — что больше соответствует самой женщине и интересам общества в целом?Результат можно лучше всего видеть по естественной биологической функции женщины — рождению и воспитанию потомства. Женщина атомного века остается такой же матерью и продолжателем рода, как и женщина-самка каменного века.
Советская женщина может быть водителем локомотива, шахтёром, каменщиком. Кроме того, ей даётся почетное право голосовать за Сталина и быть заложницей за своего мужа, если им интересуется НКВД.
Ей не дано только одно маленькое право — право быть счастливой матерью. Женщина уравнена в правах с мужчиной — и Ваня и Маня пекутся под одним и тем же сталинским солнцем.
В советской педагогической науке долгое время боролись две противоположные теории формирования ребёнка. Одна из них, теория наследственности, говорила, что в развитии душевных качеств ребенка основная роль принадлежит задаткам, данным ребёнку от родителей, так называемым наследственным генам.
Эта теория получила особое распространение в педагогике после появления теории Дарвина и оформления самостоятельной науки о наследственности видов — генетики.
Вторая теория, теория среды, утверждала, что душа ребёнка — это tabula rasa, чистая восковая дощечка, на которой окружающая среда пишет законы его развития. Это теория ставила психическое развитие ребенка в исключительную функцию влияния окружающей среды.
Обе теории не новы, они существовали в благополучном содружестве ещё во времена Песталоцци, натуралистическую теорию среды проповедовал Жан-Жак Руссо, о ней же упоминал Аристотель. Все великие мыслители были одновременно педагогами, нельзя мыслить о жизни, не думая об эмбрионах человеческого развития — детях.
Советская педагогика, по прямой указке Политбюро, решительно признала своей отправной базой теорию среды. Тоталитарное государство ревниво борется за душу и тело своего гражданина, оно не хочет признавать в области формирования гражданина никаких конкурентов, никаких наследственных ген.
Советская педагогика коротко, но ясно и безапелляционно, заявляет, что советский ребенок — это стопроцентный продукт коммунистической среды. В этом я вполне согласен с Политбюро. Это освобождает нас от крайне неприятных поисков причины колоссальной разницы советских детей и их немецких сверстников.
Мне, да и не только мне, а многим из нас — советским офицерам в Германии, чертовски больно и обидно делать неблагоприятные выводы о наших советских детях, мы их запросто считаем русскими детьми. Политбюро, устами Министерства Просвещения, избавляет нас от этих мрачных мыслей, само признавая, что советские дети — это продукт тоталитарного государства, а не русских ген.
Сделаем маленький экскурс в область сталинской «кузницы кадров».
В период искания новых форм в области педагогики Политбюро строило систему воспитания советского гражданина на тенденциозной программе школ и на политических организациях молодёжи — пионеротрядах и Комсомоле. Уже здесь начиналось служение государству.